КИМ РОБИНСОН - Половой диморфизм

Испуганный сначала, ее крик переходил постепенно в визг, впрочем, она кричала не слишком громко из опасения, что услышат в соседних домах, и держалась рукой за ударенную щеку.

- Прости меня, Селена, прости, пожалуйста, мне очень жаль, что так вышло, я разозлился на то, что ты мне сказала, но я же понимаю, это совсем не значит… Прости меня, попытайся простить.

Теперь он злился на себя ничуть не меньше, чем на нее,- и о чем он, спрашивается, думал, с какой стати предоставил ей такой моральный перевес, ведь это она виновата, это она его предала, это ей бы сейчас оправдываться! Тем временем Селена перестала всхлипывать, резко встала и ушла в ночь. В паре соседних окон загорелся свет. Смит стоял и смотрел на коробки с красивой, такой знакомой одеждой, в костяшках пальцев его правого кулака пульсировала боль.

Жизнь оборвалась. Он жил там же, где и прежде, но теперь в одиночку, он продолжал ходить на работу, но все его сторонились: они знали, что произошло той ночью. Селена не появлялась на работе, пока не сошел синяк, она не стала подавать на него жалобу, не стала выяснять отношения, а просто переехала к Марку, Смита же на работе по возможности избегала. Да его и все избегали. Пару раз она подходила к его столу, чтобы спросить бесстрастным голосом о каком-либо деловом моменте их разрыва. Они не смотрели друг другу в глаза. Впрочем, теперь он вообще не встречался взглядом ни с кем из сотрудников. Было как-то странно, что вот разговариваешь с человеком, смотришь ему в глаза и он тоже смотрит тебе в глаза, а в действительности и ты, и он смотрите куда-то чуть в сторону. Психологические тонкости приматов, отточенные миллионами лет жизни в саванне.

Он потерял аппетит, стал каким-то вялым. Утром, проснувшись, он долго решал, стоит ли вылезать из постели. Затем, глядя на голые стены спальни, с которых Селена поснимала свои любимые гравюры, он начинал злиться на нее, иногда до такой степени, что начинали пульсировать жилы на шее и висках. Это поднимало его с кровати, но тут же выяснялось, что идти ему, собственно, некуда, кроме как на работу. А там каждая собака знала, что он способен ударить женщину, что он домашний деспот, засранец. Марсианское общество относилось к подобным людям с предельной нетерпимостью.

Стыд или гнев, гнев или стыд. Скорбь или унижение. Негодование или раскаяние. Утраченная любовь. Ни на что не направленная, безысходная ярость.

И он теперь не плавал с прежней регулярностью. Ему было мучительно смотреть на пловчих, хотя они оставались такими же, как прежде, дружелюбными; они не знали никого из лабораторских, кроме него самого и Фрэнка, а Фрэнк и полслова им не сказал о том, что случилось. И все равно. Его словно что-то от них отгородило. Он знал, что нужно бы плавать больше, а плавал все меньше и меньше. Иногда он решал твердо взять себя в руки и ходил в бассейн дня три подряд, а затем опять под тем или иным предлогом начинал отлынивать от плавания.

Однажды, отдыхая на краю бассейна после вечерней тренировки, на которую он загнал себя буквально силой - и теперь был рад, что загнал, - Смит услышал, как три его постоянные товарки по плавательной дорожке сговариваются пойти после душа в ближнюю тратторию.

- Пицца у Рико? - спросила одна из них, взглянув на Смита.

- Гамбургер в своих четырех стенах, - скорбно откликнулся Смит и покачал головой.

- Да брось ты, пойдем с нами, - рассмеялись женщины. - Сбереги свой гамбургер на завтра.

- Иди, Энди, иди, - сказал Фрэнк, плававший в тот день по соседней дорожке. - И я тоже пойду, если меня возьмут.

- Пошли, конечно, - загалдели женщины; Фрэнк тоже часто плавал по одной дорожке с ними.

- Ну… - замялся Смит. - О'кей.

Он сидел за столиком в обществе трех молодых женщин и слушал их веселую трескотню. Женщины не совсем еще остыли после напряженной тренировки и даже не успели подсупшть волосы. Здесь, за пределами бассейна, каждая из них выглядела вполне заурядно и ничем не примечательно: тощая, толстая, нескладная, да какая угодно. Одежда не позволяла увидеть и оценить их фантастически мощные плечи и ноги, всю их плотную, словно литую мускулатуру. Они были похожи на цирковых тюленей, выряженных в шутовскую одежду и неуклюже ковыляющих по арене.

- С тобою как, все в порядке? - спросила одна из женщин, заметив, что Смит слишком уж долго молчит.

- Да, в порядке, вот только… - Смит замялся и искоса взглянул на Фрэнка. - Я разошелся со своей девушкой.

- Ага! Я же точно знала, что тут что-то есть! - воскликнула женщина и положила руку ему на плечо (в бассейне, на тренировках, они натыкались друг на друга не раз и не два). - В последнее время ты стал какой-то не такой.

- Да, - печально улыбнулся Смит, - это было не самое веселое время.

Он не мог и никогда не сможет рассказать им о том, что случилось. Фрэнк тоже не проболтается. А без этого и вся остальная история не имела ровно никакого смысла, так что говорить было не о чем.

Они почувствовали это и чуть заерзали на стульях, готовясь изменить тему разговора.

- Да ладно, - сказал Фрэнк, стараясь разрядить атмосферу. - В море полным-полно другой рыбы.

- В бассейне, - поправила одна из женщин и шутливо толкнула Смита локтем.

Он кивнул и попытался улыбнуться.

Женщины переглянулись. Одна из них попросила официанта принести счет, другая сказала, обращаясь к Смиту и Фрэнку:

- Пойдемте все ко мне, помокнем в горячей ванне, чтобы снять напряжение.

Она снимала комнату в маленьком домике с огороженным внутренним двориком, и, как на удачу, все остальные жильцы были в отъезде. Пройдя вслед за хозяйкой через дом во дворик, они сняли крышку с ванны, напоминавшей скорее маленький бассейн, включили подогрев, наскоро по-скидывали одежду и погрузились в исходящую паром воду. Смит, не без заминки, последовал примеру остальных. На марсианских пляжах все загорали без одежды, это считалось вполне естественным, а Фрэнк и сейчас, кажется, не видел в происходящем ничего особенного. Но в бассейне-то они плавали в купальниках.

Погружаясь в горячую воду, все они поочередно блаженно вздыхали. Хозяйка принесла из дома большую жестянку пива и стаканы. Ставя жестянку на пол и раздавая стаканы, она попала в клин света, пробивавшийся из кухни. После многих часов, проведенных совместно в бассейне, Смит знал ее тело во всех, казалось бы, деталях и тем не менее смутился. Фрэнк не обратил на это зрелище никакого внимания, он завладел жестянкой с краником и теперь деловито наполнял стаканы.

Они пили пиво, трепались обо всяких мелочах. Две женщины оказались ветеринарами, третья, давешняя беременная и постоянный лидер на плавательной дорожке, работала в фармацевтической лаборатории, удобно расположенной неподалеку от бассейна. Этим вечером за ее ребенком присматривала коммуна. Смит заметил, что даже здесь товарки смотрят на нее снизу вверх. В эти дни она постоянно приходила в бассейн с ребенком, ставила коляску рядом с водой, только чтобы брызги не долетали, и плавала так же мощно, как и всегда. Мускулы Смита таяли в горячей воде, он прихлебывал пиво и слушал болтовню женщин. Одна из них опустила глаза, увидела в воде свои груди и рассмеялась: