Зоя Туманова - Пока горит свеча

— Боря, по-моему, ты опаздываешь на конференцию…

— Мама, по-моему, в последние десять лет я сам знаю, что мне делать…

Замолчала круто, обиженно, неслышно сновала по квартире, что-то переставляя, перекладывая… Кликнула Томку, собака, ошарашенная радостью внеочередной прогулки, подметала хвостом пол в прихожей… ушли.

Распространенное заблуждение стариков — будто они все знают и все предвидят. Будто они — островки в бегучем потоке времени.

А время бежит, бежит, все меняя. Кажется, давно ли — пепелил взглядом телефон, ждал чуда-звонка? А теперь — тому же телефону — мысленный приказ: молчи! Нишкни! Вроде и нет тебя!

И отключить нельзя, и трубку положить нельзя, шеф, словно собачку на цепочку, посадил: «Я буду звонить, возможно, вы мне еще понадобитесь…»

Очень, очень возможно. В последних работах половина расчетов — его, Бориса. Но кто про то знает? Для всех это Прохоров, ого! И когда собственная защита еще зыблется в сиреневом тумане… Но разве им это объяснишь — Олегу, Витьке? Сохранился в них еще этот студенческий наив — «стучи в барабан и не бойся!»

Дррз! Тьфу! Дернулся, словно ошпаренный. Вот что значит — нервы на вздержку!

Ну, поори, поори… А если не брать трубку? Уже, мол, в пути.

А если это шеф — и действительно потребует, вызовет, займет, создаст несокрушимое алиби?

Все-таки это был Витька. Обрушился без предисловий:

— Ты что, околпел?

И дальше — открытым текстом…

— Крикун, ты хоть выслушай, — попробовал поговорить как с человеком, — ты же знаешь, мой старик…

— Не прячься за своего старика, он у тебя сухопаренький, твои собственные плечища — торчат… Ты что, хочешь, чтоб Олежку забодали при твоем блистательном неучастии? Ты же обещал, медуза!

— Ну, обещал, но мой старик…

— Да пошел ты со своим стариком!

— Я тебе все объясню, не кипи…

Начал и осекся: Лидия дома! И когда вошла, давно? Слышала?

Невозможно было придумывать, оправдываться под этим взглядом. Смотрит, как на букашку под стеклом, — с брезгливым любопытством.

Борис нажал на рычаг, пусть Витька подумает, что разъединило, перезванивать ему некогда, сейчас там начнется…

Но и здесь началось. Не смолчала, спросила:

— Ты не пошел на конференцию?

Как будто и так не видит, что не пошел!

Борис ответил, сдерживаясь:

— Викентий сказал, что будет звонить, я ему зачем-то нужен…

Грациозно откинулась в кресле — Борис невольно, зло залюбовался: королевская пластика! С ленцой, но четко, раздельно — сформулировала:

— Жидкость принимает форму сосуда, в который она налита.

Борис взвился, как подстегнутый:

— Ненавижу этот тон! Я тебе не мальчик и не мячик! Не подопытный и не подследственный!

— Твое красноречие неистребимо… Жаль, что его не хватило для дела — как всегда.

Он еще попытался довести до сознания, втолковать:

— Пойми: есть направления и школы, есть учителя и ученики…

Перебила:

— Да, ты многому научился у своего пролазистого шефа…

И тут он окончательно сорвался — в крик, в жестикуляцию, пытался вбить в эту каменную голову, что он и успеть не мог, такой выдался день сумасшедший.

— Вот, проверь по часам, где, когда, что? Смотри сюда!

…Узорные стрелки стали углом. В голове — муть. Круги перед глазами. Шеф в кресле.

— Викентий Львович, простите, закончим в следующий раз, спешу…

Выцветшие, со зрачком-буравчиком, насторожились глаза.

— Знаю, знаю, конференция… Бесконечно малые открытия в области бесконечно малых… Докладчик — аспирант Букреева… Ох, Иван Аристархович… друг детства, враг отрочества… выпускает своего боевого конька… Вам обязательно надо быть на этой конференции?

Шеф любит задавать вопросы, не требующие ответа. Вот и это — вопрос-указание. Напоминание о скромном своем начальственном желании — чтоб его аспирант не лез в драку. До поры…

До какой поры!

И как смотреть в глаза Олежке? Витьке? Договорились ведь — двинуть скопом… Сколько же те — академические лысины — будут носиться со своими идейками, вышедшими из употребления еще в докибернетическую эру?

— Обязательно. Надо. Быть, — отчеканил, глядя прямо в бесцветные глазки. И они заморгали, заслезились даже…

— Хотите по-своему — не рано ли?

— Простите, опаздываю! — крикнул уже на бегу.

Бежал, ловил такси, возносился в скоростном лифте…

В зале захлопали, когда он запаленно ворвался в двери. Не ему — президиуму: только-только рассаживались.

Борис тут же начал строчить записку, чтобы дали слово, чувствуя в себе злое вдохновение: ох, выдадим сегодня!

Конференцию объявили открытой…

Шикарные фотообои, мебель темного дуба, на полках всяческие экзотические безделушки — не расставлены, а словно бы небрежно раскиданы. Кабинет впечатлял, хозяйка его — тоже.

Прекрасно, когда женщина одевается без этакой заявки: «Смотрите здесь, смотрите там!» Жемчужного отлива блузка, юбочка «Буффало-Билл», кольцо из перламутра — все было как бы прирожденным, и прическа — лишь оправа для нежной смуглоты лица. И разговор — без раскачки, сразу к делу:

— Диссертации пишутся, чтобы пылиться на полках. Нам нужно такое, чтоб журнал рвали из рук. Научный детектив — в этом роде.

Он мягко возразил:

— Детектив невозможен без разгадки, а у меня — всего лишь гипотеза.

— Подайте ее так, чтобы убедить: она-то и есть истина, в последней инстанции! Создайте гипноз гипотезы!

…Вот тут и всплыла строка: «Блестяща и остра, как лезвие имеретинской шашки…»

Может быть, Лидия в своем КБ смотрится так же? Но почему же дома женщины позволяют себе так расслабляться? В последнее время просто невыносимо ее вечное нытье, кутанье в пуховый платок. А нынешняя сцена? И такой он, и сякой — «вечная гонка за успехом, любым, лишь бы…»

Надо бы знать закон существования в науке: ты не затмеваешь, тебя затмят. И тут — вовсе не «лишь бы» напечататься, а сверхпопулярный журнал — сто очков вперед друзьям-соперникам по оперативности… Когда есть возможность сказать свое «э» раньше, чем Петр Иванович…

Все это он высказал Лидии и как будто убедил, а потом, уже по ту сторону логики, снова отчаянный взгляд и нелепая просьба: «Останься, отложи на другой день…»

Я отложу, и меня отложат. «Не давайте себя задвинуть», — говорил шеф, и правильно говорил, ориентировался старик, мир праху его…

Это был какой-то подспудный ход мыслей, не мешавший внимать такой же отточенной, как внешность, словно бы порхающей, но жуть какой целенаправленной болтовне… Эта — дело знала туго.

Для него был легко и свободно выстроен каркас статьи — бери, заполняй блоками; вырисовывались и манящие перспективы — почему не цикл статей, а впоследствии — не книга? «В жанре научпопа», — сморщился Витька, но разве это не снобизм?