Николай Горькавый - Астровитянка (сборник)

– Мои родители часто вспоминали это танго, ты – своего рода легенда нашей семьи и кошмар моей матери.

– Это она – мой кошмар… – Глаза Элизы вспыхнули ярким огнем старой ненависти, и девушка не сразу справилась с волной чувства. – А твой отец – редкость, зная его, я уже не могу всерьёз воспринимать других мужчин, они… ну, просто пустое место… За исключением тебя, конечно… потому что ты – чудесная реинкарнация Джерри…

И Элиза псевдоцинично и храбро заявила:

– Твой несомненный плюс, что ты моложе, чем он…

Майкл засмеялся этому испуганному нахальству и притянул к себе девушку.

– За такой поцелуй двадцать лет назад я отдала бы душу… – сказала она, оторвавшись от губ любимого человека и глубоко вздохнув.

– А сейчас?

– А сейчас – уже отдала… слава богам за смерть сослагательного наклонения, этого чудовища, которое вечно грызёт сердца человеческие…

Они снова поцеловались. Что за чудесное занятие!

– Когда-то я звала твоего отца приехать сюда. Он не приехал.

– Зато приехал я. И безмерно счастлив.

Снова поцелуй.

– Сегодня я рылась в нашем саду.

– У тебя до сих пор клейкие душистые руки…

Майкл понюхал с видом знатока пальцы Элизы:

– …смола мангового дерева!

– Романтично, но неправильно. Это смола апельсинового дерева.

– Это, конечно, не так романтично.

– Какой бред мы несём!

– Это не бред, а щебет. Он полон скрытого значения и при внешней бессмысленности глубоко функционален. Не будешь щебетать или ворковать – никого не приманишь и гнезда не совьёшь.

– Ты уже приманил! – рассмеялась Элиза. – Зачем же ты продолжаешь… ворковать?

– Потому что мне безумно нравится болтать с тобой о пустяках… целовать твои губы и руки… смотреть в твои глаза… протягивать всё новые и новые паутинки между нами – чтобы ты никогда больше не улетела от меня.

Они сидели на веранде, вымощенной большими каменными плитами, и ужинали. На столе горели свечи, и их свет постепенно становился всё ярче; закатные краснобрюхие облака, столпившиеся в голубом вечернем небе над угасающим солнцем, всё гуще темнели горбатыми спинами, обращёнными к ночи.

Майкл собственноручно приготовил вкусного лосося с рисом-басмати и специями, и молодые люди с удовольствием ели плотную розовую рыбу, поливая её соком лимона, сорванного с соседнего дерева, и запивая лёгким белым бургундским.

– Я стану толстой, как осенняя белка, – озабоченно сказала Элиза, уже съев рыбу. Майкл лишь улыбнулся такому преувеличению.

Когда дворецкий принёс кофе, Майкл вдруг посерьёзнел и стал отвечать на реплики Элизы совсем коротко. Потом решился и достал из кармана маленькую коробочку. И сказал просто и без всяких прелюдий:

– Элиза! Я прошу тебя стать моей женой!

Крупный алмаз голубоватого оттенка блеснул с кольца старинной узорчатой платины.

Элиза задохнулась, и чашка сильно задрожала в её руке.

Она сумела поставить её на стол, почти не расплескав, и подняла на Майкла зелёные, широко раскрытые глаза.

Они никогда ещё не затрагивали эту тему.

Она даже и не собиралась.

Он был принцем, сыном могущественной императрицы Николь, самого влиятельного человека на всех планетах. Брак принца такой династии всегда политическая сделка, которая ложится важным вкладом на весы мирового равновесия. И он предлагает такое ей – по сути, простой девушке? Ему никто не позволит… Никки не даст совершиться такой государственной глупости…

Никки была сама себе хозяйка и всё равно не смогла заключить законный брак с Джерри. Он так и остался лишь неофициальным другом королевы, хотя и стал отцом принца Майкла… Майкл сам не понимает, что говорит…

У неё внутри задрожала горькая струна, и Элиза не смогла ничего сказать в ответ – просто не смогла.

Майкл подошёл к Элизе, крепко обнял, и она различила стук его взволнованного сердца. Голова её закружилась, и она подняла глаза к совсем уже ночному небу. На нём горели невероятно огромные, распушившиеся звёзды, и даже они ласково уговаривали её на что-то.

– Ты согласна, Элиза? – спросил Майкл. Элиза слышала его голос и одновременно ощущала гулкие удары сердца в его груди. Или это были удары её сердца?

У неё по-прежнему не было сил ответить словами, и она просто кивнула.

Он радостно сжал её в объятиях. А она ещё раз кивнула и ещё…

Завтра суровая императрица Николь вмешается в их идиллию… или он сам одумается, но сегодня… пусть хоть сегодня они помечтают, побудут простыми влюблёнными – свободными и счастливыми…

Не ей разрушать его иллюзии, она сама готова умереть за них.

Элиза проснулась мгновенно – словно от громкого грубого окрика. За окном ещё висела ночь, прибитая звёздами к небосводу, и лишь на востоке разгорались морские облака, брошенные в костер летнего рассвета.

Майкла рядом не было. Девушка встрепенулась, и её сердце тревожно застучало. Она вскочила, открыла дверь спальни и вслушалась в тишину дома. И различила далекий гневный голос…

Элиза с ужасом узнала: Никки! В ответ раздавались негромкие и неразборчивые реплики Майкла.

Девушка быстро закрыла дверь и, внезапно обессилев, прислонилась к ней спиной. Вот и всё. Никки обо всём узнала… И Элиза даже сквозь сон и стены почувствовала её ненависть.

Всё кончилось.

Девушка бросилась на кровать и накрыла голову подушкой – лишь бы не слышать гневные интонации великой императрицы Николь, пронизывающие толстые двери как бронебойные пули.

Элиза так пожалела себя и свою непутевую жизнь, что по-ребёночьи зарыдала под эфемерной защитой подушки. Сквозь эти горькие слёзы и отчаянный внутренний крик звучала рефреном несмелая просьба – жалкая, неубедительная, беспомощная.

«О боги, дайте же нам немного счастья, дайте ещё побыть вместе – месяц или неделю… если нельзя так долго, то дайте хоть один день – длинный счастливый день, стоящий короткой холодной жизни. Ну разрешите нам этот день, ну смилостивитесь…»

Гневные ноты из-за двери сталкивались в темноте с тихим жалобным плачем и наполняли воздух ощущением тревоги и предчувствием горя.

Вековые каштаны вокруг виллы Снайдеров окутывались ярким роем светлячков. Эльфы-насекомые клубились в хороводах, вспыхивали в поисках друг друга и были главным световым украшением вечеринки. Элизе эта красота досталась бесплатно – просто для влюблённых светлячков был самый сезон.

Гости прибывали пешком и на машинах. Скоро места у виллы не осталось, и машины стали накапливаться вдоль обочины дороги всё дальше и дальше от дома. Такого успешного приёма у Элизы ещё не было. К ней пришёл почти весь остров.

Компании друзей, знакомые и малознакомые семьи всё прибывали и прибывали. Они здоровались друг с другом, дважды целуя каждый каждого. Кругом стояло сплошное целование. Элиза уже и забыла про этот французский обычай, с удовольствием исполняемый при встрече даже незнакомых людей.