Эдуард Веркин - Через сто лет

– Я тоже не знаю, – сказала Костромина. – Вот если бы Сиракузовых замуровать перед школой по пояс, это бы Светлана могла заметить. Надо им сказать, пусть замуровываются, это свежо.

– Глупо, – не выдержала и тоже обернулась Груббер. – Вы говорите о разных глупостях.

Тоже удивительно. Обычно Груббер молчит все время, а тут что-то разговорилась.

– Так это не я хочу друг на друга балкон ронять, это Сиракузовы, – сказала Костромина. – Что с них взять, вообще? Они глупы.

Сиракузовы услышали и поглядели на нас одинаково равнодушно.

– Сиракузовы, вы дураки, – громко сказал я.

Раньше, в человеческие времена, мне за такие дела лицо бы расковыряли, а теперь ничего. Один Сиракузов, правда, сказал:

– Ты, Поленов, сам дурак.

Без особого энтузиазма. Но уже что-то, обычно они и не прореагировали бы, а тут огрызнулись. Забавно. Человек еще не прибыл, а духовный рост уже налицо.

– Он один дурак, а вы два дурака, – к.б. пошутила Костромина. – Вы в два раза глупее, поэтому и идеи у вас бредовые.

Сиракузовы отвернулись.

– Эти еще ничего, – зевнула Кострома. – Беловоблов еще хуже. Он со своим приятелем Кружкиным собирается спасать Свету от грузовика.

– Как это?

– Просто. – Костромина ухмыльнулась. – Кружкин поедет на грузовике как бы на Свету, а Беловоблов ее спасет. Оттолкнет в сторону, примет удар на себя.

– Зачем?

– Ты что, кина не видел? – заговорщически спросила Костромина. – Это же классика. Она все время с открытым ртом, он похож на… Короче, похож. Как здесь.

Она продемонстрировала «Рыцаря страсти». Идиотический красавец на обложке томно смотрел вдаль.

– Кстати, тут тоже этот эпизод есть. – Костромина постучала по обложке пальцем. – Главная героиня ворон ловит, а тут бетономешалка без тормозов, и прямо на героиню несется. А тут главный герой как прыгнет. Короче, из-под самых колес выдернул, еле жива осталась.

– Все равно не пойму, – сказал я. – Зачем давить-то? Можно же и так, поговорить, кино посмотреть, мороженым угостить.

Костромина потерла лоб, поглядела на пальцы.

– А еще других дураком называет, – хмыкнула Груббер.

– Тут, Поленов, все просто, – стала объяснять Костромина. – Это же все классика. Молодой и красивый…

Костромина поглядела на Беловоблова, махнула рукой, пусть так.

– Молодой вурдалак Беловоблов спасает человека Свету из-под несущегося грузовика. И, само собой, между ними возникает любовь.

– Из-за того, что он ее из-под грузовика спас? – уточнил я.

– Ну, да, – кивнула Костромина. – А как же еще? Так ведь у людей все и происходит. Почитай в любой книге, там все так и излагается, если не грузовик, так хулиганы нападают. А главный герой спасает. А ты что думал, любовь, что ли, на пустом месте заводится? Нет, Поленов, все сложно. А ты не изучаешь.

Хорошо. Интересно все у людей устроено, не то что у нас.

– А если не грузовиком ее давить, к примеру, а локомотивом? – спросил я совершенно серьезно. – Тогда, наверное, любовь еще быстрее возникнет? Локомотив-то тяжелее. И едет быстрее.

Костромина пожала плечами.

– Наверняка сказать трудно, – сказала она. – Я в этом вопросе не очень хорошо разбираюсь, больше теоретически… Наверное, да. Если думать глубоко, то да, локомотивом сбивать надежнее.

– А где Беловоблов локомотив возьмет? – спросил я. – Железная дорога просто так локомотив не выдаст.

– Откуда я знаю?! – к.б. вспылила Костромина. – Это его проблемы. Пусть где хочет, там и берет, мне все равно.

– Да и мне тоже. Подумаешь…

– А тебе не должно быть все равно, – нахмурилась Костромина. – Ты должен переживать. Ты должен весь внутри переворачиваться.

Я представил, как это – переворачиваться внутри. Нехорошо, наверное. Гематогенно.

– Зачем?

– Нужно. Нужно, Поленов. Вот ты посмотри, все выворачиваются, все стараются, и только тебе все равно. А это плохо. Сиракузовы и то что-то придумывают, а ты…

Костромина поглядела на меня пронзительно. Кажется, линзы вставила. Во всяком случае, раньше таких пронзительных взглядов она не совершала.

– Ты можешь постараться? – спросила она. – Хотя бы постараться, а?

– Могу, – сказал я. – Постараться могу, если тебе надо… Я могу.

– Вот и постарайся. Они Свету грузовиком будут давить, а ты… Ты…

– Тоже балконом, что ли? – неудачно пошутил я.

– Зачем балконом, по-другому, по человечески. Ну, она, допустим, тонуть станет…

– Это мост надо ломать, – перебил я. – Она пойдет, а мост подломится… Только мосты крепкие, придется их заранее подломить.

Костромина закатила глаза.

– А что? – я тоже к.б. обиделся. – Как я еще ее в реку закину?

– Не знаю. Только ты подумай уж, напряги мозг. Вот, например…

Тут Костромина заметила, что Груббер и Увальева стали слишком уж активно прислушиваться, ушками пошевеливать и делать вид, что им не интересно. Костромина тут же замолчала.

Урок начался, физика, тоже предмет, сложный к пониманию. Физик пришел и стал про какую-то дисперсию рассказывать, а мы стали послушно слушать. Я понять даже старался – что такое эта самая дисперсия. Физик старался, тыкал указкой в доску, а потом в портрет какого-то древнего физика на стене, но до меня ничего толком не доходило. А потом у меня у самого в голове случилась дисперсия, я куда-то провалился и очнулся только от звонка.

Началась очередная перемена, и все мы опять отправились бродить по коридорам, как бестолковые частицы, погруженные в дисперсию, и я отправился тоже бродить, как все, потолкался, наступая на посторонние ноги и чувствуя, как наступают мне. Я добрался до лестницы со второго на первый этаж и стал смотреть вниз, я тут часто стою зачем-то. Через минуту подошла Кострома с термосом на боку и тоже стала смотреть. Мы иногда вместе стоим и смотрим, тоже зачем-то.

– Слышь, Поленов, а ты чего вчера в коллекторе нашел? – шепотом спросила Костромина.

У нее шепот получался правильный, не то что у дураков Сиракузовых, даже шептать по-человечески не умеют.

– «Душ на даче», – честно признался я. – И еще про кроликов книжку. Как кроликов правильно разводить в неволе.

– Про кроликов? – Костромина сощурилась. – И ничего больше не читал?

– Нет…

Костромина сощурилась еще сильнее, так, что глаз у нее совсем не осталось, только щелки.

– Значит, ты ничего не читал, – продолжала Костромина.

Врать я совсем не умел. На соулбилдинг надо, наверное, все-таки походить.

– Вспомнил, – хлопнул себя по лбу. – Памяти никакой, ты же знаешь. Там еще книжка была, без обложки, просто страницы, и все.

– Без обложки книга? – Костромина стала шептать еще глуше.

– Ага, – подтвердил я. – Толстая такая, со старым шрифтом.

Костромина огляделась.

Поблизости никого, на лестницу не часто ходят, лестница узкая, можно запнуться, скатиться вниз и застрять в перилах, это у нас в школе не поощряется.