Джеймс Дашнер (Дэшнер) - Бегущий в Лабиринте (Трилогия)

Остановившись перед Томасом, почти наступая на ноги Минхо, Хорхе продолжил:

– Однако все по порядку, comprende [6]? Те, кто в менее выгодной позиции, рассказывают первыми. Я хочу знать о вас все: откуда вы, зачем сюда пришли и за каким дьяволом вообще сюда сунулись? Говорите.

Минхо рассмеялся низким и угрожающим смехом.

– Это мы-то в менее выгодной позиции? – Он насмешливо покачал головой. – Если только молния не выжгла мне сетчатку, я вижу, что нас одиннадцать, а ты один. Ты первый, говори.

Зря он так: глупо, заносчиво и легко может спровоцировать местных на убийство. Хорхе явно пришел не один. Где-нибудь среди останков этого же здания, на других этажах сидят, наверное, сотни шизов и ждут, чтобы накинуться на глэйдеров с оружием, какое и представить-то страшно… Или хуже – пустят в ход собственные руки, зубы, безумие.

Хорхе долго и невыразительно смотрел на Минхо, затем спросил:

– Ты ведь это не мне? Умоляю, скажи, что ты не ко мне обратился словно к дворняге. У тебя десять секунд, чтобы извиниться.

Ухмыляясь, Минхо посмотрел на Томаса.

– Раз, – начал отсчет Хорхе. – Два. Три. Четыре.

Томас взглядом попытался предупредить Минхо. Кивнул ему: извинись, мол.

– Пять. Шесть.

– Извинись, – вслух произнес Томас.

– Семь. Восемь.

Голос Хорхе с каждым словом повышался. Где-то наверху промелькнула размытая тень. Заметил ее, похоже, и Минхо – выражение заносчивости полностью сошло с его лица.

– Девять.

– Мне жаль, – безразлично буркнул Минхо.

– Нет, не жаль, – возразил Хорхе и пнул Минхо по ноге.

Куратор бегунов вскрикнул от боли, и руки Томаса непроизвольно сжались в кулаки. Должно быть, шиз ударил Минхо по обожженному месту.

– Извинись с чувством, hermano.

Томас с ненавистью посмотрел на психа. В мозгу одна за другой стали рождаться безумные мысли. Хотелось вскочить и напасть на Хорхе, забить его, как и Галли после побега из Лабиринта.

Хорхе снова пнул Минхо – по тому же месту, в два раза сильнее.

– Извинись с чувством! – Последнее слово он прокричал с поистине безумной грубостью.

Взвыв, Минхо обнял руками больную ногу.

– Мне… жаль, – простонал он, судорожно хватая ртом воздух. Но как только Хорхе, довольный унижением обидчика, чуть отошел, Минхо врезал ему кулаком по голени. Отскочив на одной ноге, Хорхе грохнулся на пол и вскрикнул – отчасти от удивления, отчасти от боли.

Изрыгая поток матерщины, какой Томас прежде от своего друга не слышал, Минхо обрушился на Хорхе, прижал к полу бедрами и принялся молотить кулаками.

– Минхо! – заорал Томас. – Остановись!

Невзирая на скованность в суставах и мышцах, Томас поднялся и, быстро глянув наверх, поспешил к Минхо – утихомирить друга. При этом в нескольких местах он заметил резкое движение, а после – людей, которые заглядывали вниз, готовые спрыгнуть. Через прорехи в потолке свесились веревки.

Томас врезался в Минхо, и когда они упали, извернулся и крепко ухватил того поперек груди.

– Их целая толпа наверху! – заорал Томас в самое ухо Минхо. – Остановись! Тебя убьют! И нас тоже! Всех!

Шатаясь, Хорхе поднялся, медленно вытер кровь из разбитой губы и посмотрел на Минхо так, что в сердце Томаса вонзилось копье страха. Что же он задумал?

– Подожди! – закричал Томас. – Прошу, подожди!

Хорхе посмотрел на Томаса, и в ту же секунду у него за спиной приземлилось человек пятнадцать шизов: кто-то спрыгнул, как и вожак, кто-то соскользнул по веревке. Никто не посмел выйти вперед Хорхе: мужчины, женщины, даже дети, все в грязных лохмотьях, костлявые, хилые на вид.

Минхо наконец перестал бороться, и Томас ослабил хватку. Еще несколько секунд – и начнется бойня. Прижав Минхо к полу одной рукой, вторую Томас вытянул в сторону Хорхе.

– Прошу, дай минуту, – сказал Томас, стараясь, чтобы голос звучал как можно ровнее. – Твоим людям не будет пользы, если они… навредят нам.

– Не будет пользы? – переспросил шиз и сплюнул на пол густую красную слюну. – Мне польза точно будет, и немалая. Не сомневайся, hermano.

Хорхе сжал кулаки и едва заметно кивнул. Шизы тут же достали из складок заскорузлой одежды оружие: ножи, ржавые мачете, черные шпальные гвозди, треугольные осколки стекла, покрытые запекшейся кровью. Одна девочка – не старше тринадцати – сжимала в руках лопатку, зазубренный штык которой напоминал ножовочное полотно.

Внезапно и очень ясно Томас осознал: предстоит торговаться за каждого члена группы. Схватки глэйдеры не выдержат, проиграют. Шизы не гриверы, их не отключить никаким кодом.

– Послушай, – обратился Томас к Хорхе, медленно поднимаясь на ноги и от души надеясь, что Минхо не станет больше совершать глупостей, – мы не обычные. Не просто шанки и к вам на порог зашли не случайно. Живые, мы очень ценны.

Гнев Хорхе самую малость смягчился. И во взгляде шиза мелькнул проблеск любопытства, однако спросил он о другом:

– Кто такие шанки?

Очень правильный вопрос. Томас едва не рассмеялся.

– Мы с тобой. Десять минут. Один на один. Большего я не прошу. Бери с собой любое оружие, какое сочтешь подходящим.

Хорхе издал смешок, больше напоминающий влажный хрип.

– Прости, что оскорбляю твою гордость, но оружие мне не понадобится.

Он умолк, и следующие несколько секунд растянулись, казалось, на целый час.

– Десять минут, – произнес наконец шиз. – Остальные будьте здесь, присматривайте за этими отморозками. Если дам знак – начинайте смертельные игры.

Он указал на темный коридор в стене напротив разбитых дверей.

– Десять минут, – повторил Хорхе.

Томас кивнул. Латинос не сдвинулся с места, и пришлось ему первым идти к месту переговоров – наверное, самых важных в его жизни.

Если не самых последних.

Томас затылком чувствовал взгляд Хорхе. В коридоре пахло плесенью и гниением; вода текла с потолка, и звук капели отдавался жутким эхом, напоминая почему-то о крови.

– Иди, не останавливайся, – произнес Хорхе. – В конце коридора есть комната со стульями. Рыпнись только – все умрут.

Хотелось развернуться и заорать на шиза, но Томас спокойно ответил:

– Я не кретин. Можешь не разыгрывать из себя крутого мачо.

Шиз в ответ хихикнул.

В молчании прошло несколько минут. Наконец Томас уперся в деревянную дверь и без колебаний повернул круглую серебряную ручку, желая показать Хорхе, что достоинства не утратил. Войдя же в комнату, он растерялся – внутри царила совершенная темень.

Судя по звукам, Хорхе прошел вперед. Потом в воздухе заколыхалась ткань и в глаза ударил горячий, слепящий свет. Томас сощурился, прикрыв лицо руками, а когда зрение адаптировалось, опустил ладони. Оказывается, псих сдернул брезент с окна. Целого, неразбитого окна, за которым не было видно ничего, кроме солнца и голого бетона.