Джеймс Дашнер (Дэшнер) - Бегущий в Лабиринте (Трилогия)

Вопрос окончательно выбил Томаса из колеи. Глаза наполнились слезами. С тех пор как он оказался тут, вся жизнь пошла кувырком, поэтому юноша как-то не воспринимал глэйдеров как обычных людей, у которых есть семьи и безутешные близкие. Как ни странно, с этой точки зрения Томас не смотрел и на себя самого. Он думал лишь о том, кто его пленил, с какой целью упек в Лабиринт и как отсюда сбежать.

В первый раз Томас почувствовал к Чаку нечто такое, что привело его в неописуемую ярость, отчего захотелось кого-нибудь убить. Ведь мальчик должен учиться в школе, жить в доме, играть с соседскими детьми. Чак заслуживал лучшей доли. Он имел право каждый вечер возвращаться домой к родителям, которые его любят и беспокоятся о нем, – к маме, которая заставляла бы его каждый вечер принимать душ, к папе, помогающему делать домашние задания…

Томас возненавидел людей, оторвавших несчастного, ни в чем не повинного ребенка от семьи. Он возненавидел их такой лютой ненавистью, на которую, казалось, человек и вовсе не способен. Юноша желал им не просто смерти, а смерти страшной и мучительной. Ему пронзительно хотелось, чтобы Чак вновь обрел счастье.

Но их всех лишили счастья. И их всех лишили любви.

– Послушай меня, Чак. – Томас замолчал, пытаясь успокоиться и не выдать дрожащим голосом бушевавших в нем эмоций. – Я уверен, что у тебя есть родители. Я это знаю. Звучит ужасно, но ручаюсь, что мама как раз сейчас сидит в твоей комнате, сжимает подушку и смотрит в окно на мир, который тебя у нее отнял. И я ручаюсь, что она плачет. Плачет навзрыд, по-настоящему, сморкаясь и промокая платком опухшие от слез глаза.

Чак не ответил, но до слуха Томаса донеслись едва различимые всхлипывания.

– Не раскисай, Чак. Мы решим загадку Лабиринта и уберемся отсюда. Я теперь бегун, и, клянусь жизнью, верну тебя домой, и твоя мама перестанет плакать.

Томас искренне верил в то, что говорил. Дав клятву, он словно выжег ее в своем сердце.

– Надеюсь, ты прав, – отозвался Чак срывающимся голосом.

И показав через решетку большой палец, он ушел.

Пылая ненавистью и полный решимости сдержать обещание, Томас принялся ходить взад-вперед по маленькой тюремной камере.

– Клянусь, Чак, – прошептал он в пространство, – клянусь, что верну тебя домой.

К огромному изумлению Томаса, вскоре после того, как по Глэйду прокатился грохот, свидетельствующий о закрытии Ворот на ночь, пришел Алби, чтобы выпустить его на свободу. Раздалось клацанье ключа в замке: дверь Кутузки распахнулась.

– Ну как ты, шанк, держишься? – спросил Алби.

Томас глядел на него, раскрыв рот, – вожак глэйдеров разительно отличался от того человека, которого он видел только вчера. Кожа вновь обрела здоровый цвет, а от кровавокрасной сетки капилляров в глазах не осталось и следа. Складывалось впечатление, что за двадцать четыре часа Алби набрал целых пятнадцать фунтов весу.

Алби не оставил без внимания взгляд Томаса.

– Чувак, ты чего так уставился, на хрен?

Томас, словно в трансе, лишь слегка мотнул головой, пытаясь угадать, помнит ли Алби что-нибудь из вчерашнего разговора и рассказал ли о нем другим глэйдерам.

– Что? А-а… да ничего. Просто невероятно, что ты смог так быстро восстановиться. Как самочувствие?

Алби отвел в сторону руку и напряг бицепс.

– Никогда не чувствовал себя лучше. Давай на выход.

Томас вышел наружу, стараясь не бегать глазами по сторонам, чтобы не выдать беспокойства.

Алби закрыл дверь Кутузки, запер засов на замок и повернулся к Томасу.

– По правде говоря, это все брехня. Чувствую себя хуже, чем кусок гриверского кланка.

– Вчера ты так и выглядел. – Алби хмуро посмотрел на него, но Томас не понял, притворяется тот или нет, поэтому поспешил внести ясность: – Но сегодня ты выглядишь на все сто. Серьезно говорю.

Алби сунул ключи в карман и прислонился к двери.

– Жаль, не удалось нам вчера поболтать подольше…

Сердце у Томаса подпрыгнуло. Теперь он мог ожидать от Алби чего угодно.

– Гм… Ну да…

– Я видел то, что видел, Шнурок. Правда, теперь все немного затуманилось, но я все равно никогда этого не забуду. Попытался рассказать, но что-то начало меня душить. А теперь, если картинки всплывают перед глазами, то мгновенно исчезают, как будто кто-то не хочет, чтобы я все вспомнил.

Перед глазами у Томаса возникла душераздирающая сцена предыдущего дня: Алби извивается в постели и пытается себя задушить. Юноша в жизни бы не поверил, что такое возможно, если бы не увидел все собственными глазами.

– А со мной что? Ты говорил, что видел меня. Чем я занимался в прошлом? – спросил он, несмотря на то, что страшился услышать ответ.

Алби задумчиво уставился куда-то вдаль, помолчал, затем ответил:

– Ты был с Создателями. Помогал им. Но это не самое страшное из того, что я вспомнил.

Томаса словно стукнули кулаком под дых. Помогал им? Он хотел было уточнить, как именно помогал, но слова застряли у него в глотке.

Тем временем Алби продолжал:

– Надеюсь, Метаморфоза не возвращает настоящие воспоминания, а подсовывает липовые. Некоторые подозревают, что так оно и есть. Хочется верить, что они правы. Если мир действительно такой, каким я его увидел… – Он замолчал.

Воцарилась гнетущая тишина.

– Может, расскажешь подробнее, что ты про меня видел? – Томас решил выудить еще какую-нибудь информацию.

Алби замотал головой.

– Ни за что, шанк. Не хватало мне еще раз попытаться себя придушить. Подозреваю, они что-то внедряют людям в мозги, чтобы управлять ими. Сумели же они стереть нам память.

– Гм… Если я враг, может, стоит оставить меня под арестом? – полушутя, полусерьезно сказал Томас.

– Шнурок, ты не враг. Возможно, ты конченый кланкоголовый придурок, но никак не враг. – На обычно суровом лице Алби проявилось некое подобие улыбки. – По-моему, то, что ты сделал – рискуя собственной задницей, спас меня и Минхо, – совсем не вражеский поступок. Нет, что-то тут неладно. Есть какая-то загадка в Метаморфозе и противогриверной сыворотке. И надеюсь, все это затеяли исключительно ради нашего блага.

Томас так обрадовался тому, что Алби не считает его воплощением зла, что не воспринял и половины сказанного.

– А все-таки – что ты вспомнил? Неужто все так хреново?

– Вспомнил кое-что из детства: каким был, где жил и все в таком роде. И знаешь, если бы сейчас ко мне снизошел сам Бог и сообщил, что меня отправляют домой… – Алби потупил взгляд и снова покачал головой. – Если все, что я видел, – реально, Шнурок, клянусь, я бы добровольно отправился к гриверам, лишь бы только не возвращаться обратно.

Его слова о том, что дела обстоят хуже некуда, лишь раззадорили любопытство Томаса. Захотелось узнать какие-нибудь подробности, упросить Алби хоть что-нибудь описать. Впрочем, Томас понимал, что история с удушением еще не стерлась из памяти вожака глэйдеров, поэтому разговорить его будет крайне трудно.