Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Чужак в стране чужой

— Ну и что же ты, Майк, обо всем этом думаешь, — спросил Джубал, как только машина поднялась в воздух.

Майкл нахмурился.

— Никак не огрокать.

— Вот и мне тоже. А что там говорил епископ?

Майкл молчал; прошли десять секунд, двадцать…

— Брат мой Джубал, мне нужно поразмыслить, чтобы пришло гроканье.

— Валяй, сынок, размышляй.

— Одного я только, Джубал, не понимаю, — горячо заговорила Джилл. — Каким образом все это сходит им с рук?

— Что именно?

— Да все, от начала до конца. Это же не церковь, а какой-то сумасшедший дом.

— Вот тут-то ты как раз и ошибаешься. Фостеритская лавочка — самая настоящая церковь… а заодно — прекрасный пример совершенной эклектики, доведенной до логического конца.

— Чего-то я тебя…

— Все эти «новые откровения» — старые погудки, и даже не на новый лад. Ни у Фостера, ни у Дигби нет и не было за душой ни одной оригинальной мысли. Они просто сляпали вместе несколько древних как мир трюков, подкрасили их наново, да поярче и пошли с этим товаром на рынок. И торговля пошла — зашибись. И какое, собственно, нам дело, когда эта штука станет обязательной.

— Да нет, уж такого-то никогда не будет.

— Не будет, говоришь? Ты уверена? Гитлер начинал с гораздо меньшего, да и товар у него в лавке был, прямо скажем, завалящий — ненависть. А здесь покупателю предлагается счастье, продукт, имеющий постоянный, устойчивый спрос. Ты уж поверь мнению специалиста, ведь я и сам занимаюсь примерно таким же мошенничеством — о чем, конечно же, не преминул напомнить мне Дигби. Врезать бы ему тогда, — покачал головой Джубал, — но драгоценный наш «епископ» сумел сделать так, что проглотил я все и не поморщился. Умный мужик, потому-то я его и боюсь. Знает, поганец, чего хотят люди. Счастья. Мир натерпелся вдосталь, целое столетие он не знал ничего, кроме ужаса, вины и страданий, — а выходит на сцену такой вот Дигби и заверяет всех присутствующих, что им ровно нечего бояться, ни в жизни дольней, ни в горней, что сам Господь Бог настоятельно рекомендует им быть счастливыми. День за днем он вбивает им в головы одно: «Не бойся, будь счастлив».

— Ну, — согласилась Джилл, — в общем-то так, и он использует все, какие есть допустимые способы. Но…

— Чушь и плешь! Он использует все, какие есть недопустимые способы.

— Не знаю, на меня лично он произвел впечатление человека искренне верующего, он же пожертвовал буквально всем, чтобы…

— Чушь, как было уже сказано выше, и плешь! Так называемый альтруизм — худшая изо всех бесчисленных бессмыслиц, уродующих наш несчастный мир. Каждый человек делает то, что ему нравится, и ничего кроме. Если ему больно сделать выбор, если его выбор выглядит со стороны как жертва — можешь быть уверена, что благородства тут ничуть не больше, чем в затруднениях жадюги, поставленного перед необходимостью выбрать одну из двух вещей, когда ему до смерти хочется иметь обе. Обычный, рядовой мужик, он что, не страдает, когда приходится выбирать-пропить ли ему получку, или принести домой, жене и детям, или идти утром на работу, которая обрыдла ему по это самое место, или послать ее подальше и сесть на пособие? Вот он и выбирает, что именно принесет ему меньше страданий — или, если хочешь, больше удовольствия. Ровно в той же ситуации находятся и крупный прохвост, и святой, просто их выбор несколько масштабнее — что совершенно не меняет его сути. Вот, тут-то мы и подошли к нашему епископу. Прохвост он там или святой, но уж затравленным-то мучеником за веру этого типа не назовешь.

— А как ты думаешь, кто он все-таки такой?

— А что, есть какая-нибудь разница?

— Брось, Джубал, я прекрасно знаю, что весь твой цинизм — напускной. Разница есть, и огромная.

— М-м-м-да, пожалуй, что есть. Будем надеяться, что он негодяй, со святыми мороки еще в сто раз больше. Если хочешь, можешь и это назвать «цинизмом», обозвать чужое мнение нехорошим словом совсем не значит его опровергнуть. Ладно, скажи мне лучше, что тебе особенно не понравилось в этих тамошних действах?

— Н-ну… да все не понравилось. Ведь не будешь же ты меня уверять, что это — настоящее богослужение.

— Иными словами, там все было совсем не так, как в Маленькой коричневой церкви, куда тебя водили маленькой сопливой девочкой? Мужайся, Джилл, я сообщу тебе страшную тайну. В соборе Святого Петра тоже все совсем не так. И в Мекке.

— Да, но как бы то ни было, ни там, ни там нет такого! Танец змеи… игральные автоматы… даже бар! Во всем этом ни грани величия, благородства.

— Думаю, храмовая проституция выглядела тоже не очень величественно.

— Что-что?

— Можно смело полагать, что животное о двух спинах столь же комично в храме, сколь и при обстоятельствах ординарных. А что до танца — приходилось тебе когда-нибудь присутствовать на богослужении трясунов? Я вот тоже не успел, церковь, косо глядящая на половые сношения, долго не протянет. А танцы во славу Божью — одна из древнейших в мире традиций. Артистизма там никакого не требуется — вряд ли трясунов пустили бы на сцену Большого театра — достаточно иметь энтузиазм. Или, может, тебе и индейский танец дождя кажется кощунственным?

— Это совсем другое дело.

— А любое дело — всегда другое, чем больше оно меняется, тем больше остается тем же самым. Что же касается «одноруких бандитов» — ты не видела, случаем, как в церквях играют в бинго?

— Д-да. Наш приход собирал таким образом деньги на взносы по закладной. Но ведь это только в пятницу, по вечерам — и уж всяко не во время службы.

— Подумать только, какая праведность. Похоже на ту драгоценную жену, которая спала с другими мужчинами исключительно тогда, когда мужа нет дома.

— Джубал, это даже и сравнивать нельзя!

— Вполне возможно. Аналогия — орудие еще менее надежное, чем логика. И все равно, юная леди, как бы вы…

— Хоть бы улыбнулся, когда такое говоришь.

— Шутка. Понимаешь, Джилл, что грешно в воскресенье, то грешно и в пятницу, во всяком случае — мне так грокается. Да и Человеку с Марса, скорее всего — тоже. Единственная, различимая глазом разница состоит в том, что фостериты дают тебе абсолютно бесплатно — и даже в случае проигрыша — текст из Писания. А вот ваши пятничные игрища — могли они таким похвастаться?

— Липовое Писание. Это же тексты из «Нового Откровения». Слушай, начальник, а ты-то читал эту штуку?

— Читал.

— А тогда должен и сам прекрасно все понимать. Грошовая стилизация под Библию. Половина там — сладкие слюни, вторая половина — чушь собачья, а встречаются и просто мерзости.

Джубал надолго замолк.

— Джилл, — сказал он наконец, — а с индуистскими текстами ты знакома?

— Боюсь, что нет.

— А с Кораном? Ну хоть с каким-нибудь из главных нехристианских писаний? Собственно говоря, я могу проиллюстрировать свою точку зрения и библейскими примерами, боюсь только оскорбить твои нежные чувства.