Сергей Кусков - Игрушки для императоров: Прекрасный Новый мир

– Сейчас мы будем задавать тебе вопросы. Ты будешь на них отвечать. Не пытайся врать, это невозможно. Молчать тоже не пытайся – будет больно.

Его голос уплывал и уплывал вдаль, я видел и его, в смысле голос, и даль. Даль была сине-голубая, голос же – фиолетовый.

– Все готово.

О, а это второй голос. Более высокий, от него отдавало красноватыми и розоватыми задорными тонами. И он не такой вязкий, более острый. Точно, острый! Как нож! Порезаться можно!

– Как зовут твою мать, Стефанию Шимановскую? – произнес фиолетовый.

– Стефания Шимановская, – ответил я.

Я даже не думал удивляться такой постановке вопроса. В происходящем безумии это было нормой. Я смотрел на цвет слов, ловил их, наслаждался их видом. Это было замечательно!

– Место ее рождения?..

Что было дальше – точно не скажу. Я куда-то плыл, меня о чем-то спрашивали, краски слов мелькали вокруг узором, завораживая, а затем…

Затем их слова становились острее и острее, и в один миг я «поранился». Почувствовал, осознал бредовость происходящего. Буквально вывалился из сумасшествия в обычное состояние, и, поняв, что со мной происходит, мне стало не по себе.

Я ощутил пронизывающий холод вокруг. А слова, звучащие где-то далеко, в темном коридоре за гранью восприятия, отдавались в черепной коробке набатом, раскалывая ее на части.

– …Не действует. Я не знаю, как это возможно, но его организм нейтрализует препарат. Мы почти потеряли его!

– Увеличите дозу.

– Уже. Дважды. Он нейтрализует его, словно алкоголь.

– Этого не может быть.

– Не может, сеньор. Но это так.

– Увеличьте дозу! – крик, почти фиолетовый. – Мне нужна эта информация!

– Хорошо, сеньор. Но следующую дозу он не переживет.

– Мне все равно. Включайте шокер. Комбинируйте эффект.

– Сеньор, шокер тоже может его убить. При такой дозировке есть вероятность отказа сердца.

– Выполняйте!… – Крик, почти багровый.

Затем мне было больно. Очень больно! От воспоминаний о той боли меня спасает только почти полное отсутствие оных воспоминаний. А после я куда-то провалился. Меня спрашивали, теребили; их голоса отдавали багрово-красными – цветами страха, отчаяния и ярости. Я что-то отвечал, но….

…Но затем я вспомнил о месте, где смогу спрятаться от всего этого кошмара. Что бы ни происходило снаружи, какую бы боль мне не причиняли, я, как малыш в детской игре, буду «в домике».

Это тихое место, где я уже был. Не надо бояться его, и тем более бояться там заблудиться. Это место – я сам, мое сознание, а как можно заблудиться в собственном сознании?

Я сбегу туда, и буду тихо брести по белоснежной пустыне, оглушенный тишиной, окруженный мириадами невесомых снежинок. Снежинки будут кружиться вокруг, завораживать безмолвным танцем, не падая на землю, а я всё буду брести и брести куда-то вперед. Туда, где нет бандитов. Где нет комиссаров и Виктора Кампоса. Там нет и корпуса телохранителей, вместе с доньей Мишель и «прошмондулькой» Катариной. Нет и Бенито, толстого урода. Им всем закрыта туда дорога. Там нет и слабохарактерной Николь – раз уж сужу людей по себе, то ей там делать нечего. И нет приставучки Долорес. Ну, Эмма, не такая плохая по сравнению с некоторыми, но я ее все равно недолюбливаю. В конце концов, это только мое право, брать туда кого-то, или не брать.

Там будет только Бэль, моя девочка-аристократка с белыми волосами. Кто она? Принцесса? Младшую принцессу ведь тоже зовут Изабелла, как и ее. Правда, принцесс охраняют иначе, да и вряд ли бы ее величество позволило разгуливать дочери с кем попало – все-таки дочь правительницы, а не главы пусть и крупного, но клана.

Не важно. Всё это не важно. Важно только, что она есть. Там, в конце этой белоснежной, как ее волосы, пустыни она стоит и ждет меня: ждет, когда я добреду и буду с ней. Навсегда. А значит, я должен туда идти, исчезнув из этого мира. Кошмара с фиолетовыми голосами…

– Если б знать, как догнать тебя, и поймать, на лету… Был бы чище и лучше наш чум. Был бы слаще, наш дым… – шептали губы мальчишки. Приборы показывали ноль – полную отключку. Но он был в сознании, и даже что-то пытался говорить. Второй помощник вслушивался в слова, пока первый колдовал с приборами, но понять лепет не мог.

– Это какой-то вздор. Сеньор, я не понимаю!

Парень провалился в состояние, описать которое дон Кампос не мог, при всем своем богатом опыте в вопросах проведения допросов. И судя по ступору одного из помощников и растерянным глазам другого – они также столкнулись с подобной реакцией впервые. «Белая пыль», дорогущее специализированное психотропное средство, самое эффективное из всех, какие только применяются на сегодняшний день. Это не банальная «сыворотка правды», допрос нужно вести особым образом, по определенному алгоритму, но этот алгоритм дает стопроцентный результат. Обычно. Но сейчас он не сработал.

– Это по-русски, – потянул старший из помощников. – Что-то из его жизни?

Дон Кампос усмехнулся и полез за новой сигарой.

– Нет. Он просто поет.

– То есть, как поет? – обернулся младший помощник. Глаза его были широко раскрыты.

– У нашего малыша иммунитет. Психологический.

Откушенный кончик сигары полетел на пол. Щелкнула зажигалка.

– Наши друзья из гвардии говорили об этом, но я считал, что мы с проблемой справимся. Вы справитесь, – поправился он – Но вы не справились…

Первый помощник после этих слов взбеленился. Да, он столкнулся с чем-то необъяснимым, но считал себя достаточно опытным в своем деле, чтобы решить любую проблему. Он застрочил по кнопкам и иконкам, тестируя приборы, пытаясь уловить хоть какую-то динамику. Установил шокер на полную мощность и изменил программу.

– Когда я скажу, начнем. Готов? Разряд!

Младший помощник сжал виртуальный контур управления, мальчишку тряхнуло. Сильно тряхнуло. Непонятный шепот оборвался. Старший принялся его трясти, пытаясь сделать свой голос как можно более нежным и отзывчивым:

– Эй, парень! С тобой все в порядке? Мы друзья, мы поможем тебе… Иди сюда, иди к нам!..

«Парень» в ответ приподнял голову, насколько позволяли фиксаторы, и открыл мутные-мутные глаза. Старший помощник увидел в них нечто, что не смог позже объяснить словами, и резко отшатнулся назад. Но пациент не был в сознании, как ему показалось. Он отчетливо, теперь уже все присутствующие разобрали мотив, громко запел:

Затем снова опал, потеряв сознание, теперь уже окончательно.

Младший помощник растерянно обернулся: