Сергей Кусков - Игрушки для императоров: Прекрасный Новый мир

…Мечты!!!

Его жизнь навсегда связана с этой планетой. Ее судьба давно стала его судьбой. Более того, он сам творит эти судьбы, и свою, и планеты, уже много лет. Но любил он это место не только за красоту и свежесть; оно обладало еще одним незаменимым качеством, благодаря которому именно этот сквер среди множества прочих был избран в качестве «любимого». И качество это – памятник нелатинскому писателю Эрнесто Хемингуэю, обнесенный невысокой декоративной оградкой в самом центре сквера.

Мало кто из гуляющих здесь людей знает, кто такой этот Хемингуэй, и еще меньшее количество его читало. Слова «Старик и море» для подавляющего большинства обывателей вызовут именно такие ассоциации – абстрактное море и абстрактный старик. Он и сам, если честно, не читал – некогда было. Но главное в памятнике не человек, которому его посвятили, а постамент. На самом деле это мощнейшая установка электронного подавления, поставленная здесь на случай войны или переворота. Таких установок в городе много, напичканы на каждом шагу, но сочетание функциональности и красоты сквера вокруг и дали Сергею ощущение той незабываемой полноты, без которой не будешь чувствовать себя уютно.

Все установки включаются нажатием одной единственной кнопки, расположенной в подземном бункере Золотого дворца. Но каждую из них можно включить специальным электронным ключом, принадлежащим лично главе государства. Юридически, конечно. У главы государства уже много лет нет от него секретов, и он всячески пользуется благами небожителей, сам являясь небожителем.

Он обернулся и участливо улыбнулся пыхтящей от злости Даниеле – пускай позлится, шавка! Он и сам не знал, сколько на нем следящей аппаратуры, и какие из «жучков» ему удается выключить с помощью обычных средств подавления. Памятник же выключал всё. И она ничего, абсолютно ничего не могла с этим поделать! Палец нащупал в кармане переключатель ключа, заранее выставленного на малую мощность – метров на сто в радиусе, раздался неслышимый щелчок, и беруши, в фоновом режиме транслирующие переговоры его охраны на всех трех каналах, замолчали. Как и вся электроника в зоне подавления.

Обыватели вокруг всполошились – в один момент отказали все навигаторы, все внешние функции браслетов, все системы связи. По статистике в любой момент времени в сетях сидит около половины жителей королевства, с кем-то разговаривая, ведя поиск, слушая радио и делая много чего еще. Сорок процентов из оставшихся эксплуатируют приборы в ждущем режиме, и только одна десятая населения может не заметить, что где-то что-то отключили. Сергей про себя усмехнулся – переживут!

– Ее высочество заменила ангелочков на собственных людей, – произнес он, вдыхая воздух полной грудью. В данный момент не существовало силы, способной записать или передать куда-либо их разговор.

– Утечка? – задумчиво спросил боец.

Сергей отрицательно покачал головой:

– Скорее перестраховка. Она что-то подозревает, но это лишь голые подозрения. В случае утечки она повела бы себя по-другому.

– Понятно. И что теперь делать, сеньор?

– Приказ тот же. Лишь небольшая поправка. Открывать огонь только если гвардейцы первыми начнут стрелять в бандитов. Или с их стороны последует недвусмысленная провокация. Это не ангелочки, мы не можем стрелять в своих, какие бы интересы за этим не стояли.

– Но если они все же откроют огонь… – Габриель опасно прищурился.

– Если откроют – мы будем не властны перед обстоятельствами.

Пауза. По лицу Габриеля нельзя было прочитать ничего, но Сергей знал, что творится у того в душе.

– Прости, мне самому тяжело. Но их необходимо остановить.

Габриель понимал. Опытный боец, не первый год варится в этой каше, привык ко всякому. Но если Сергей не объяснится с ним сейчас, вот так, по душам, а «спустит» команду стрелять в своих «сверху», он не сможет больше рассчитывать на него и его взвод. На их преданность. А возможно, и на остальные подразделения своей службы.

– Я понимаю.

– Но все-таки думаю, она одумается. Предел должен быть всему. Это все, пока свободны. Весь взвод, кроме Диего. К Диего у меня разговор. – Он недобро усмехнулся. – До завтра.

– Так точно, сеньор. До завтра.

Боец откозырнул и побрел к машине. Сергей присел на лавочку. Стрелять в своих? На самом деле этот приказ был отдан еще вчера, и это полностью заслуга корпуса, что ангелочков не считают «своими».

Как же хрупок мир! И как хрупок человек. Вот важно вышагивает по аллее ребенок. Молодая мама держит его за руки – малыш только учится ходить. Рядом стоят коляски, возле которых сидят еще две мамаши и промывают косточки героям очередной сетевой мыльной оперы. Сколько времени надо, чтобы убить их? А сил? Сколько времени и сил надо, чтобы убить ребенка?

А если его НАДО убить, и именно сейчас, потому, что потом будет поздно? Потому, что потом, когда он вырастет, он совершит столько непоправимого, что убить его сейчас – самый разумный из выходов? Как быть в такой ситуации?

Он сентиментален, излишне. Он убивал в своей жизни, не раз, не два. Сотни. Убивал росчерком пера, отдавая нужным людям нужный приказ. То были люди взрослые, отдающие отчет в действиях, но дети? Имел ли он право, занимая такую должность, быть сентиментальным? Восемнадцать лет он отвечал на этот вопрос «НЕТ», но каждый раз оттягивал с решением. День за днем, год за годом, цепляясь за разные отговорки. Пока не стало поздно. Происходящее теперь напоминает пожар, который тушат ведрами – вроде бы и бесполезно, но стоять сложа руки…

А впрочем, ничего еще не потеряно. Он умеет ждать. Ребенок вырос, это совсем не тот малыш, что смотрел на него с экрана визора большими наивными глазенками. А от несчастных случаев никто не застрахован. Главное выждать для такого случая нужный момент. Он умрет, обязательно умрет, это вопрос времени. И целесообразности.

– Звали, сеньор? – раздался робкий голос сбоку. Сергей поднял глаза. Диего. Один из самых молодых бойцов во взводе Габриеля

– Присаживайся.

Он хлопнул по лавочке рядом с собой и откинулся на спинку. Диего последовал приглашению.

– Я слышал, у тебя больная мать… – начал Сергей как бы издалека, но так, чтобы сразу стало понятно, о чем речь. Боец виновато опустил голову.

– Да, сеньор.

– И ее нельзя вылечить.

– К сожалению, сеньор. На дворе двадцать пятый век, а врачи до сих пор не могут справиться ни с чем, тяжелее простуды.

– Не драматизируй, – усмехнулся Сергей. – Большая часть неизлечимых болезней – наше собственное творение. Боевые вирусы, биологическое оружие, мутации из зон ядерных конфликтов… Мы сами виноваты в том, что имеем, Диего. Это наша общая вина, совокупная, и нечего пенять на врачей.