Сергей Кузнецов - Затворник. Почти реальная история

– Константин Геннадьич, здрасьте. Тамара Евграфовна.

– Здравствуйте. Я узнал.

– Для принятия окончательного решения необходимо, чтобы вы прибыли на встречу с руководством компании.

– Извините, Тамара Евграфовна. Я болен. Грипп. Весна, такое сложное время... Температура держится уже четыре дня. Нельзя ли перенести переговоры на одиннадцатое – двенадцатое марта? Спасибо, постараюсь. Жду звонка.

«Автор нуждается в первом читателе. И это должен быть благожелательно настроенный читатель. И этот читатель должен обладать изрядной выдержкой и чувством такта».

Л. Горинцев: «Надо ли быть компетентным, если пишешь книгу?»

Этот простой вопрос ненадолго поверг Костю в состояние столбняка. Ответ очевиден и не предполагает разночтений: надо. Автор обязан быть компетентным. «А сможешь ли ты, – спросил себя Егоров, – быть компетентным в том, о чем собираешься рассказать людям? И дело не в технических деталях. Дело в мироустройстве , во взаимоотношениях людей и их душ.

Есть у тебя эта уверенность? Сможешь быть компетентным, когда начнешь писать?»

«Пусть рука не останавливается. Если вы сели за письменный стол, не имеет значения – на десять минут или на час. Не останавливайтесь. Если через восемь минут к вашим ногам шлепнется бомба, а вы планировали творить еще две минуты, не обращайте на нее внимания. Пишите – и все!»

Писатели, в отличие от критиков и литературоведов, с трудом представляют себе, как технически должен строиться литературный процесс. Во всяком случае, у Кости сложилось такое ощущение. Все их рекомендации были расплывчаты, неконкретны; они не выдавали, в чем тайна, фишка : не знали... но, скорее, не хотели раскрывать. Из их полуслащавых мемуаров о ремесле он так и не смог почерпнуть, откуда берутся образы, сюжеты; как сочинять диалоги, чтобы они не выглядели нелепыми или искусственными; как должна строиться описательная часть, неважно, природа это либо внешность человека.

Словом, дельных советов и приемов литературного труда в такого рода исследованиях было минимум. Зато отвлеченной болтовни с изрядным оттенком самолюбования – хоть отбавляй. На десятках страниц рассказывалось, как писатель N во время работы над популярным циклом романов о приключениях спецназовцев американской армии в стране эльфов и колдунов познакомился со своей будущей женой, какие рестораны они посещали, чем закончилась мимолетная интрижка с подругой (сестрой, мамой) будущей жены. Сколько галлонов кофе употребил и какое количество улиц маленького уютного французского предместья обошел бессонными ночами современный русский классик-эмигрант, пока создавал знаменитый роман-эпопею о судьбах нескольких поколений московской семьи на фоне исторических событий, происходящих в России. Какие видения посещали одного суперпопулярного литератора, когда он вымучивал дилогию о вурдалаках, живущих среди нас. Какие кулинарные рецепты в ходу у плодовитой писательницы, любящей мопсов, трафаретные персонажи и туповатые сюжеты и пытающейся убедить читателя, что свои детективные шедевры она по-прежнему ваяет сама. Сколько вина и водки выпил тот-то, причем возлияния ни в малейшей степени не отразились на качестве произведения. В каких странах (и борделях этих стран) побывал такой-то, и как поездки обогатили его опус, наполнив яркими живыми красками... Каким нетривиальным образом готовился этот к написанию книги о сексуальных меньшинствах, их жизни и взаимоотношениях...

«М-да, – подумал Костя о последнем. – Помнится, в восьмидесятых годах прошлого века Илья Штемлер, готовясь написать роман ‘‘Таксопарк’’, полгода проработал таксистом. К вопросу о компетенции. Даже если сочиняешь бред под названием ‘‘Голубое и розовое’’, должен быть спецом в вопросе».

Словом, Егоров читал все подряд, очень внимательно и вдумчиво, а все ненужное отсеивалось. Процесс был отлажен и не давал сбоев.

На шестой день он случайно в одной из статей наткнулся на понятие, которое искал. Читая и перечитывая слово из трех слогов, Костя вновь подумал: Бог мне помогает.

Он немедленно раскрыл Словарь терминов.

«Пастораль (от лат. pastoralis – пастушеский).

Жанровая разновидность европейской литературы XIV–XVII вв., связанная с идиллическим мировосприятием. В переносном значении слово «пастораль» обычно имеет иронический оттенок и означает состояние нежности, тишины, покоя, умиротворения, однако с долей приторной слащавости».

«Только не у меня, – подумал Костя. – Пастораль – вот жанр моего романа. Но никакой слащавости. Скорее, наоборот».

«Поешь», – сказал желудок. Больная голова поддержала.

«Отстаньте, – сказал Костя, – отвалите. Некогда». Подготовительный период начал его утомлять, уже хотелось его завершить, но Костя пока не ощущал себя подготовленным.

И он продолжал читать. Продолжал готовиться , время от времени думая с тревогой: как бы не испортить чистоту того, что жило в душе, чужим влиянием, правилами, дыханием чужого творчества... Испортить, исказить было нельзя. Никак нельзя.

Костя не ограничился Интернетом и несколько дней зачем-то ездил в библиотеки, беседовал с пронафталиненными старушками, которые, кажется, участвовали в изгнании из Москвы Наполеона (в крайнем случае – дружили с Распутиным), а последние лет восемьдесят – сто жили прямо тут, в библиотеке под растрескавшимся столом с облупившейся бордовой табличкой на ржавом штыре «Говорите вполголоса». (Он сразу вспомнил фразу из номера сочинской команды КВН в исполнении неподражаемого Миши Галустяна: «Потому что тишина должна быть в библиотеке!») Здесь был другой мир, другой запах; другой свет падал из окна даже в пасмурный день: желтый и абсолютно библиотечный, с летающей пылью. Это было царство «ботаников» – количество посетителей колебалось от трех до десяти, и все в очках. « Нормальные люди, – думал Егоров, – всю необходимую информацию давно добывают посредством Интернета».

Старушки скучали и очень старались помочь Косте, но то, что ему рекомендовалось, либо он уже отрыл в Интернете, либо не соответствовало его устремлениям.

Не довольствуясь теми словарями и справочниками, которыми обложил себя дома, в книжных он приобрел еще несколько, потом заехал к матери и «подчистил» у нее все, что было, воспользовавшись ее отсутствием. В результате около десятка словарей оказались в двух экземплярах.

Пятого марта позвонила Оксана. Сказала, что со дня на день вернется: маме значительно лучше.

«Не затягивайте процесс подготовки к написанию художественного произведения. Как только почувствовали зуд в кончиках пальцев, отбросьте все, садитесь и начинайте работать».

Удивительно. Он прочел эту фразу в ночь с четвертого на пятое. Зуд в кончиках пальцев Костя ощущал уже несколько дней, но толчок к началу работы дал звонок жены. Егоров понял, что должен начать писать до ее приезда, хотя вряд ли смог бы внятно ответить на вопрос, почему.