Сергей Кузнецов - Затворник. Почти реальная история

Но Вадим не ушел.

– Ты создал огромный, яркий, живой и, в отличие от сонма твоих коллег-живодеров, совершенно позитивный мир, – сказал Князев. – В нем хочется жить. В нем захочется жить и тем, кто станет читать твой мир . И ты никого... или почти никого... до сих пор не убил. Нерожденный ребенок Ольги и мой партнер Андрей не в счет. Подумай. Ведь я – существенная часть твоего мира. Стоит ли омрачать его расправой со мной? Ты сам сказал когда-то: не только ты пишешь книгу, но и она пишет тебя.

– Я не успел вас познакомить... – пробормотал Костя, думая о своем. – Жаль.

– С Ольгой? Бог отвел. Довольно твоего друга-журналиста. Подозреваю, он по сю пору не в себе. Ты опять меня не слушаешь.

– Не хитри, Вадим. Тем более, со мной. Ты просто боишься.

– А о том, что я тебе сказал, – все-таки подумай...

После его ухода Костя позвонил ребятам из бригады по ремонту квартир и, многократно извиняясь, отказался от участия во всех работах.

...Мой друг Костя после расставания с девушкой Олей (о причинах расставания я так никогда и не узнал) превратился в настоящего отшельника. На телефонные звонки не отвечал – его мобильный и городской телефоны были постоянно отключены; в квартиру не пускал, хотя пору раз я в порыве злости от его упрямства чуть не высадил его хлипкую входную дверь, твердо зная, что он дома. Я пробовал жаловаться тете Лене, но она сказала, что сын не показывался у нее около двух месяцев и не звонил.

Я сердился за его выходки, но поделать ничего не мог. В октябре у меня ненадолго появилась возможность устроить его на работу на неплохую должность, но он так и не дал мне возможности даже просто поговорить об этом.

Так что встретились мы только слякотной порой конца ноября, совершенно случайно столкнувшись в одном из московских кинотеатров на показе «Битвы Зорро». Костик стоял перед барной стойкой и не отрываясь смотрел на большую банку соленого поп-корна. На билет ему, видимо, денег хватило, а на поп-корн уже нет.

Купив в соседнем баре поп-корн, я подошел и сунул гигантский картонный стакан, доверху набитый аппетитными золотистыми шариками, ему в руки.

– Привет, Неуловимый Джо.

Он обнял банку и, не поворачиваясь ко мне, ничуть, кажется, не удивившись, сказал:

– Как в анекдоте? В том смысле, что на хер никому не нужен?..

Он был несколько дней небрит, слегка всклокочен, немного похудел, но цвет лица имел вполне здоровый, да и лихорадочного блеска в глазах я не заметил.

– Ешь кукурузу, – сказал я.

– Спасибо, – ответил он и зачерпнул из банки полной горстью.

О том, что Костя расстался с Ольгой, мне поведала Елена Петровна. «Какая была девушка, – горевала Костина мама. – Я так надеялась, что у них получится... Наверняка это он виноват...» Никаких подробностей она не знала, а выслушивать ее домыслы я не захотел и аккуратно перевел разговор на другую тему.

– Странно видеть тебя здесь, – сказал я. – Сколько помню, ты не любил ходить в кино на заокеанскую муру.

– Ну... Я теперь в заточении, – Костя неторопливо, но методично поглощал поп-корн, – добровольном, разумеется... Хотя бы иногда нужно выбираться. Не предметно, просто как факт. К тому же, я люблю эту историю, и актеры мне нравятся.

Я обвел взглядом царство тинэйджеров. Похоже, мы с ним здесь в этот час были единственные мамонты.

– Кино на сеанс до трех, да гамбургер в «Макдоналдсе», – сказал Костя. – Вот предел моих мечтаний.

– Можно подумать, кто-то в этом виноват... кроме тебя, – не удержался я.

Он пожал плечами.

Передо мной стояло тихое, спокойное нечто с банкой поп-корна в руках, флегма, человек без эмоций. Интересно, где все? В книге? Да и пишет ли он ее по-прежнему? А может, уже закончил?

– Нет, – сказал Костя, не глядя на меня. – Не закончил.

Почему-то я не удивился.

Костя смотрел фильм не отрываясь, весь погрузившись в действие, но меня не покидало ощущение: он пришел сюда за чем-то другим, не за фильмом, не за поп-корном, и уж точно не за «выбраться в люди». Чуть позже мне представилась возможность понять – за чем.

Когда пошли титры, он повернулся ко мне:

– Какая несправедливость! И почему они не подружатся?

– Кто?

– Бандерас и Зета-Джонс! Посмотри, какая пара! Оба испанцы, оба – красавцы... Ну, то, что она вышла замуж за старого озабоченного пердуна, хоть понятно: искала опору в ненадежном и лицемерном мире... А ему накой несвежая силиконовая кукла с выводком детей? Нет, по молодости она, возможно, была и ничего, милашка Мелли, но теперь-то?

– Пойдем, дружище, – смеясь, сказал я. – Это жаль, но, полагаю, они разберутся без нас...

Мы вышли из кинотеатра, и Костя, поворачиваясь спиной к ветру и кашляя, предложил:

– Пройдемся?

– Погода не способствует, – попытался воспротивиться я. – Атмосферное давление опять же...

– Что?

– Как что?! Выше нормы! Или ниже...

– Жаль, – сказал он и светло улыбнулся.

После этой улыбки я уже не мог не согласиться на его предложение.

И мы пошли вниз по Тверскому бульвару, к Никитским воротам. Народу было мало: погода и вправду не способствовала, было холодно и ветрено. Собирался дождь.

– Как ты, Костя? – спросил я. – Спрятался ото всех...

Он зарылся носом в ворот свитера грубой вязки, своего любимого, связанного ему, кажется, на день рождения еще тверской тещей.

– Нормально. У меня со мной мир. А спрятаться совсем ото всех я в любом случае не смогу, ты же знаешь. Меня навещают.

Я время от времени взглядывал на него, ища безумие на лице, пытаясь уловить нервозность в голосе. Тщетно: самый обычный, совершенно здоровый человек, мой друг Костя. И не подумаешь, сколько всего произошло с ним за эти полтора года...

А с другой стороны – что такого особенного случилось? Ну, потерял работу, не сумел быстро устроиться, эка невидаль... Ушла жена? Умер родственник? События все сплошь рядового, житейского порядка.

Кроме книги, конечно.

– Закончил роман? – спросил я нейтрально.

– Почти, – сказал он. – Осталось две-три главы, собственно... Финал.

– А что с финалом?

– Сам не знаю. То есть предполагаю, что там будет, но он кажется мне в достаточной степени графоманским. Наверняка – не оригинальным. А допустить этого я не могу. Так что продолжаю обдумывать...

– Но с Князевым ты решил окончательно? – Я усмехнулся. – И поднимется рука?

Он не ответил.

– Костя, мне не дает покоя вопрос... Как получилось, что ты вообще начал писать? Мало ли, кому что снится? Мне, например, самолеты – я же не иду в проектировщики или летчики! И для тебя писательство было всегда абсолютно чужим. Помню, какая мука – сочинения в школе...

Он помолчал.

– Стечение обстоятельств. Книга пришла ко мне, когда стала очень нужна. Я противопоставил ее окружающему миру, закрылся ею от всей этой мерзости, как щитом. Небесный папа всегда знает, что человеку необходимо... И потом: наверное, я ее заслужил.