Денис Шабалов - Право на жизнь

Время было к полуночи, и потому напарники, тоже решив не засиживаться, спустились к реке умыться перед сном. После этого Сашка полез устраиваться в землянку, а Данил, подсвечивая фонарем, отправился на поиски валунов. Нашлись они быстро, стоило лишь пройти метров двести по берегу. Камни стояли большим треугольником, и два прогала между ними были заложены бревнами, а третий оставался открыт – таким образом получилось что-то вроде большого загона, из которого ветерок доносил невыносимо ароматное амбрэ. У входа горел костерок, а рядом с ним лежала целая куча дров.

Втянув носом воздух, внутрь он решил не заходить. Делов-то – на полминуты… Подбросил дровишек, пристроился к валуну, принялся поливать его шероховатый, теплый после солнечного дня бок. Сзади вдруг послышались мягкие шаги и какой-то скрип, но он не обратил на это внимания – мало ли, кому еще приспичило. Стоял себе, поливал, до тех пор, пока вдруг не почувствовал, как в спину между лопаток уткнулось что-то твердое и дребезжащий старческий голос произнес:

– А ну-ка, паря… оборотись…

Данил спокойно доделал свое дело, застегнулся, предвкушая, как повернется сейчас и без разговоров, не взирая на возраст, врежет наглецу по его оборзевшей харе… Обернулся – сзади, на некотором расстоянии, полукругом, стояло четверо крепких ребяток примерно его возраста, одетых в черные кожаные куртки, а чуть сбоку, в истрепанном инвалидном кресле, сидел тот самый старик. И в лице его, освещенном теперь светом костра, Добрынину вдруг почудилось что-то странно знакомое…

– Не узнаешь меня? – ласково спросил старикан, щуря глаза. – Ай, нет… Вижу – узнал…

А Данил и впрямь вдруг почувствовал, как дыхание его на мгновение сбилось, замерло, а сердце пустилось вскачь, словно взбесившийся куропат. Ощущение было такое, будто на голову внезапно вылили ведро ледяной воды. Это и впрямь был он, тот, кого Данил частенько вспоминал – хозяин самого первого, Черного каравана…

Барыга.

Это был он… и не он. Тот Барыга, которого помнил Добрынин, был моложе лет на тридцать, лицо его не бороздили в разных направлениях морщины, рот не скалился беззубо, а голова не сверкала в отблесках костра отполированной старческой лысиной в пигментных пятнах. И тогда – тогда он еще ходил по земле на обеих ногах, а не ездил в коляске. Данил слишком хорошо помнил, чем окончилась их встреча и до сего времени был твердо уверен, что труп работорговца уже давно сгнил и истлел, оставив после себя только белый, отполированный дождем и ветром костяк – однако поди ж ты…

– Вот и сви-и-иделись… – сладко пропел старик, и голос его задрожал от смешавшегося в нем еле сдерживаемого торжества и злобы. – Что – не ожидал, сучонок? Земля-то она круглая, верно?

Данил молчал, и мозг его лихорадочно работал, оценивая обстановку. Молчали и четверо сопровождающих Барыги, напрягшись, словно бойцовые псы в ожидании команды. Один из них держал в руках цепь с гирькой на конце, двое – тесаки довольно жуткого вида, а самый крайний помахивал длинной арматуриной.

«Хоть огнестрела нет… – пронеслось в голове. – Местных боятся всполошить… Хорошо…»

– А я из окошка смотрю – ба… харя знакомая! Прошли годы-то – а морда не изменилась! Какой в память мне впечаталась – такой и осталась. Заматерел только… – трепеща ноздрями, продолжал вещать торгаш, и лицо его постепенно багровело, наливаясь кровью. – А где ж китаеза мой? Тут вроде бы крутился…

– Ли давно уже не твой, – с ледяным спокойствием ответил Данил, ожидая в любой момент атаки со стороны крепких ребяток.

Ой, как плохо, что Сашка в гостинице остался, – даже спину прикрыть некому…

– Да, заматерел… – прохрипел Барыга, с бешенством рванув воротник комка, будто ему не хватало воздуха. – Вона бык какой, аж комбез по швам трещит… Ну да ничего, настал и мой день. Как же долго я ждал!..

И он, как-то нелепо дернув рукой, прохрипел:

– Взять его!

Он еще заканчивал фразу, а Данил уже, получив мощный заряд адреналина, рванулся влево, смещаясь, чтобы атакующие оказались на одной линии, одновременно с этим выдергивая из чехла за спиной лопатку. Маневр удался – на мгновение крайний нападающий закрыл трем другим обзор и возможность для атаки. Этого вполне хватило – Данил качнулся вперед, принял летящую навстречу арматурину вскользь на плоскость лопатки, отбил, и обратным движением полоснул кончиком лезвия по кадыку. Парень отшатнулся, выронил железяку и захрипел, хватаясь за шею. Пальцы его, судорожно пытающиеся зажать длинный поперечный разрез, сразу же потемнели от бьющей толчками наружу темной крови. Он еще стоял на ногах, но Данил уже вычеркнул его из списка боеспособных противников и теперь внимательно следил за оставшимися. Те, поняв, что боец им противостоит серьезный, нахрапом больше не лезли, предпочитая действовать с осторожностью. Они начали расходиться, беря его в полукольцо, прижимая спиной к валунам и лишая пространства для маневра.

– Гаси его ребята! – размахивая руками и подпрыгивая в коляске, хрипел за их спинами Барыга. – Вперед! За что только я вам плачу?! Вчетвером управиться не можете!

Парни, подстегиваемые выкриками, двигались вперед. Данил, медленно отступая, краем глаза внимательно следил за тем, что справа, с цепью. Цепь – это не тот предмет, которым можно ударить сразу. Она требует хорошего замаха, и грамотный боец никогда не выберет ее как основное оружие. К тому же этот, в отличие от остальных, заметно трусил, косил глазом на хрипящего вспоротым горлом товарища.

Отведя левую руку за спину, Данил вытащил из обоймы недавно купленный метательный нож – пригодился-таки, что бы там Сашка не язвил! – и, выбросив руку вперед, метнул его в среднего. Тот пригнулся, пропуская блеснувшую пластину стали над собой, но Добрынин и не надеялся на смертельный удар. Бросок был лишь средством отвлечения – одновременно с этим он прыгнул вправо, атакуя парня с цепью. Тот еще замахивался – впопыхах, неловко – а Данил уже был рядом. Пригнувшись и приняв удар на спину – цепь легла не гирькой, а плашмя, не принеся сколь-нибудь значительного урона – он распрямился пружиной и на выдохе врезал противнику локтем, вбивая височную кость в мозг. Парня мотнуло в сторону, он всплеснул руками и беззвучно повалился на землю. Данил тут же развернулся – и вовремя: двое оставшихся с оскаленными в бешенстве мордами налетали слева. Первого он встретил боковым ударом ноги в колено. Пробил навстречу движению, мощно, не щадя, гарантированно стараясь вывести из строя. Голень, набитая на тренировках до твердости лошадиного копыта, жестко врезалась в коленный сустав, сминая чашечку и разрывая суставную сумку. Нога подсеклась, атакующий боком упал на землю и, визжа от боли, схватился за колено, торчащее в сторону под неестественным углом. Через него перепрыгнул последний и сразу же ударил, целя ножом в живот. Ударил в броске, из неожиданного положения, но Добрынин все же успел сместиться левее, и нож, вспоров комок, лишь самым краем чиркнул по ребрам. Захват руки, подбив ногой по ахиллесову сухожилию, удар ребром ладони в переносицу – и оглушенный противник завалился на спину. Носок берца, ломая тонкую кость, жестко впечатался в висок, и нападавший, хлюпнув, тут же затих.