Валерия Вербинина - Поезд на Солнечный берег

«Я сам виноват… Даже не спросил, как ее зовут. Конечно, она обиделась… Наверное, я был груб с ней, напрашивался на знакомство. Поделом мне!»

Филипп запрокинул лицо и подставил его под дождь. Холодные струйки змеились по коже. Молодой человек закрыл глаза и, раскинув руки, вдохнул полной грудью. Дождь обложил его стеной, как водопад, и за ним медленно стали вырисовываться очертания тонкой фигурки в белом платье. Филипп некоторое время всматривался в нее. Странная улыбка тронула его губы, исказила их: разве не был он властелином этого мира, разве не был он властен населять его своими иллюзиями? Он уже знал, что Она не придет, и мысленно приказал видению исчезнуть.

Видение не исчезало. Оно смутно угадывалось за стеной дождя, и Филиппу показалось, что оно стоит босиком и держит в руке туфельки – хрустальные туфельки Золушки, ускользнувшей с бала. Подчиняясь невысказанной просьбе Филиппа, дождь стал тише, тише, тише…

«Ты ли это?»

«Я».

Она повела плечом и застенчиво улыбнулась. И улыбка зажглась в кончиках ее ресниц, спустилась к губам и ушла в другое сердце. И Филипп, не удержавшись, протянул к ней руки.

Секундная стрелка разогналась и побежала по циферблату, но сделала это так неловко, что незадолго до половинного деления споткнулась и запрыгала на месте. Остальные стрелки рассмеялись и стали гримасничать, передразнивая секундную. Им никогда не нравилась ее торопливость, и вообще они были особы чинные, здорово себе на уме и обо всем любили иметь свое мнение.

– Тише вы! – одернул их Мистраль. – Я работаю.

Стрелки присмирели, а секундная послушно побрела по кругу, прихрамывая на каждом шаге. Мистраль попытался сосредоточиться, для чего поглядел на потолок, на город за окном и затем на книжный шкаф у стены, битком набитый толковыми и бестолковыми словарями. Толку от этого, прямо скажем, не вышло никакого – Мистраль по–прежнему не знал, о чем ему писать в 27–м романе своей эпопеи, которая надоела ему уже после третьего тома. А между тем по договору он был обязан представить готовый текст уже через две недели.

– Погадай мне, – попросил он компьютер после того, как секундная стрелка, высунув язык, промчалась по кругу около сорока раз. Хотя Мистраль не был суеверен и не верил в предсказания будущего, он постоянно обращался к последним, – скорее всего, для того, чтобы убедиться, что его неверие не лишено оснований.

– Вас приветствует универсальная гадалка «Пифия» версии девять–три–четыре, – прозвенел нежный голос из динамиков. – Нажмите любую клавишу.

Мистраль, не глядя, ткнул в «Ы». Вся его жизнь в последнее время походила на эту нелепую букву.

– Терпенье и труд

Все перетрут,

Но прежде всего —

Тебя самого,

– объявила программа.

Мистраль нахохлился.

– Ну и что все это значит? – проворчал он.

– Понятия не имею, – отозвалась пифия. – Но звучит интригующе.

– Я бы так не сказал, – возразил Мистраль. – Может, погадаешь мне еще раз?

На этот раз вышло, что можно плюнуть в колодец, если знаешь наверняка, что он отравлен, и горячо рекомендуется срубить сук, на котором сидишь, если внизу тебя ждут мягкая перина и клад из полновесных бубликов.

– Довольно глупостей, – сказал на это Мистраль и выключил компьютер.

Он выдвинул ящик стола и вытащил оттуда небольшую коробочку. Сегодня она была размером чуть менее карточной колоды, и Мистраль нахмурился. Он точно помнил, что еще на прошлой неделе коробочка была больше.

«А впрочем, все это неважно», – подумал он, встряхнул коробочку и опрокинул ее содержимое на чистый лист.

Это была стандартная волшебная коробочка, которая имеется в наличии у любого мало–мальски приличного писателя. Внутри коробочки находятся буквы, цифры, знаки препинания и прочие мелочи, необходимые ее владельцу для спокойной работы. Сама коробочка будто бы ведет свое происхождение от черепной коробки писателя, который ею обладает, но также возможно, что ее изготовляют конвейерным методом на одном из многочисленных предприятий Вуглускра. Известно, что у некоторых волшебная коробочка размерами не превосходит чайную ложку, а у других вмещает в себя чуть ли не целый мир. Со временем коробочка может расширяться, а может, наоборот, и уменьшаться – в зависимости от таланта, который остается у ее хозяина. Известно, что с помощью коробочки очень легко сочинять книги – для этого достаточно как следует потрясти ее и вывалить содержимое на чистый лист, после чего обыкновенно образуется более или менее связный текст. Менее связный именуется бредом сивого графомана и является непригодным ни для каких цивилизованных целей; более связный после правки и вычитки попадает к издателям и вознаграждается сообразно положению и заслугам автора. Что касается Мистраля, то его затрепанная коробочка имела такой вид, словно ею слишком часто пользовались прежде; и впрямь, судя по всему, 26 томов вселенской эпопеи не пошли ей впрок.

Зевая и охая, черные буквы расползлись по бумаге. Они были старые, стертые, а некоторые так совсем калеки, так что при взгляде на них просто жалость брала. Буква «ц» где–то потеряла свой хвостик, «л» горбилась так сильно, что стала походить на «м», «а» была совсем скукоженная, «п» еле–еле передвигалась на костылях из двух вопросительных знаков.

– Что вам угодно, о повелитель? – пропищала буква «р».

– «Покорители Вселенной», – ответил Мистраль. – 27–й том.

Буквы застонали, зароптали и заохали.

– Надоело! – проблеяла буква «у». Она легла поперек листа, поджала под себя хвост и свернулась калачиком.

– Это невыносимо! – поддержала ее буква «н».

– Что касается меня, – фальцетом заверещала буква «ф», – то я больше не могу! Если я еще раз услышу о покорителях, меня стошнит!

Буква «х» хихикнула.

– Я все понимаю, друзья мои, – смиренно сказал Мистраль. – Но мне нужны деньги.

– Опять? – сурово спросила буква «н». – Это нечестно. Когда–то мы и впрямь думали, что мы – твои друзья. А ты только и делаешь, что продаешь нас.

– Причем задешево! – взвизгнула «ф», отличавшаяся на редкость склочным характером; впрочем, она и по форме похожа на базарную бабу, которая уперлась руками в бока и изготовилась кого–то облаять. – Я так не согласна!

– Последний том, – умоляюще шепнул Мистраль. – Пожалуйста. Я даже разрешу вам убить главного героя.

– Мы уже четыре раза убивали его прежде, – пропищала буква «р». – И всякий раз по просьбам читателей нам приходилось его воскрешать.

Буква «у» уже храпела вовсю.

– Знаю, я виноват перед вами, – сказал Мистраль. – Я плохой писатель.

– Мы этого не говорили, – проворчала буква «а».

– Бывает и хуже, – поддержала ее буква «и».