Хольм Ван Зайчик - Дело жадного варвара

– Будь любезен, Яб, налей еще чарочку!

«Какого скорпиона там могло случиться? Только-только сделал им банду… Хотя бы день отпуска мне положен, или что они там себе думают, кабинетные черепахи?»

Разделавшись с цзяоцзы, Баг вернулся к «Керулену» и стал неторопливо проглядывать ленту новостей «Вся Ордусь».

«…Евро-Американская делегация представителей деловых кругов прибыла в Ханбалык. Владыка милостиво пожелали принять делегацию для приветливых наставлений утром в пятницу. Затем свои конкретные предложения делегация поднесет главе Директората Свободного и Частного Предпринимательства… подробнее…»

«…по-прежнему устойчив курс ордусского ляна, котировки на биржах… подробнее…»

«…известный поэт Хулдай Мэргэн сложил оду ко Дню Усекновения. Ода написана семисловными стихами древнего стиля… подробнее…»

«…Закончена экранизация сногсшибательного исторического боевика „Троецерствие“. Вспомните, как мы все его ждали! И вот – свершилось! Первопоказ в Ханбалыке и в административных центрах всех семи улусов состоится одновременно, в первый день седьмого месяца. На первопоказе в столице будет присутствовать исполнитель главной мужской роли прославленный лицедей Чоу Янь-фат… подробнее… заказать билет…»

«…музычку, музычку послушать на досуге не желаете ли? „Высокогорные акыны“ сделают вам весело!… заказать диск…»

«…дерзкое и святотатственное хищение из ризницы Александрийской Патриархии чудесно обретенного аметистового наперсного креста святителя и великомученика Сысоя, в миру Елдай-Бурдай-нойона, просветителя валлонов, сожженного, как схизматик, вместе со своею общиной за проповедь веры православной в 1387 году епископом Нато Соланой и толпой прочих брюссельских фанатиков…»

Багатур замер с кружкой в руке.

Потом поставил кружку на стойку и еще раз перечитал текст последней новости. Ссылки на подробности не было.

– Амитофо [12] [12] Что-то вроде «О Господи!» (Будд.). !… – потрясенно вздохнул Баг.

Благоверный сад,

23 день шестого месяца, пятница,

вечер

– Останови по ту сторону сада, любимый, – ласково проговорила Фирузе. – Время у нас еще есть, а мне хочется прогуляться. После дождя воздух так ароматен и свеж… Мы успеем вдоволь полюбоваться жасмином.

С легкой улыбкой Богдан согласно кивнул и, включив сигнал поворота, принял влево. Он понимал жену. После ночного ливня и дневной мороси вдруг, как это часто бывает в Александрии Невской, на город уже в третий раз за июнь прыгнуло лето – Бог весть, на сколько дней или даже часов. Золотые лучи вечернего солнца мягко подсвечивали дымку чистых испарений, неторопливо курившихся над улицами, площадями и садами. Даже в повозку через открытые окна залетал аромат буйно цветущего жасмина, вдоль плотных зарослей которого проезжали сейчас Богдан с супругой. Надо было пользоваться моментом. Тем более, что в положении Фирузе движение ей было, несомненно, весьма полезно.

Фирузе была на последнем месяце, и в связи с этим у нежных супругов возникли некоторые проблемы.

Впрочем, сегодня чета Оуянцевых-Сю старалась не думать о проблемах. Она предвкушала радость общения с музыкой, пусть хоть и европейской. Это тем более интересно, и притом вполне духовно. Казанский сладкозвучный отряд – то, что у варваров именуется оркестром, – гастролировал сегодня в Александрии Невской первый день. Богдан с трудом достал билеты.

Видавший виды, но верный и любимый Богданов «хиус» послушно перетек на левую полосу и, вальяжно прокатив полсотни шагов, повернул в сторону Невы. Выехав на набережную, Богдан снова повернул и, высматривая, куда встать, начал притормаживать напротив летнего причала. Отсюда каждые полчаса отплывали в сторону залива, и сюда же возвращались, степенные прогулочные «кукуняо», как правило – переполненные. Морские прогулки к древним фортам острова Балык-йок были весьма любимы александрийцами всех поколений.

Свободных мест на стоянке почти не оставалось; вероятно, не только Фирузе пришла в голову мысль прогуляться перед вечерним кончерто по аллеям и полянам Благоверного сада. Богдан, чуть поколебавшись, аккуратно и бережно вписался в узкое пространство между потрепанной, но весьма ухоженной и явно кем-то очень любимой молодежной «рязаночкой» – идеальной, с приводом на обе оси и бездонным вещником, повозкой для активного отдыха в приполярных лесах Александрийского улуса, – и сверкающим, не более месяца как с конвейера, европейским «феррари», юркнувшим на свободное место буквально у «хиуса» перед носом. Когда Богдан, наконец, заглушил движок и принялся помогать обворожительно неповоротливой в ее нынешнем положении супруге освободиться от ремня безопасности, из приземистой западной повозки, яркой, словно елочная игрушка, легко и грациозно выскользнула юная девушка – с типично варварской размашистостью захлопнув дверцу, она встряхнула черной челкой, поправила сумочку, перекинутую через узкое плечо, и быстро пошла в сторону Сладкозвучного зала. Короткая и обтягивающая, французского вида юбочка весьма откровенно демонстрировала ее милую фигурку, ее проворно шагающие стройные ножки – и Богдан, невольно провожая девушку взглядом, хоть на миг, да отвлекся от выполнения супружеских обязанностей.

Фирузе, натурально, не могла этого не заметить.

– Очаровательная девочка, правда, милый?

Богдан пробурчал что-то невнятное и торопливо выбрался из «хиуса» – чтобы, обежав его спереди, открыть дверцу со стороны жены. Фирузе, бережно неся живот, не спеша восстала из повозки, шагнула на песчаную дорожку сада и с наслаждением вдохнула благоуханный воздух.

– Ах, какое чудо, – проговорила она. – Хорошо, что мы выехали пораньше.

И они рука об руку двинулись в глубину сада, буквально кипевшего белой пеной цветов.

Прогуливающихся было немало, и Богдану с супругой несколько раз приходилось приветствовать знакомых – то генерального владыку объединения «Севзапникель» с женой и двумя вдумчивыми, вежливыми сыновьями, то одиноко любующегося оранжево-алыми облаками наставника Отдела этического надзора за местами отбытия наказаний средней тяжести, то плохо выбритого знаменитого писателя и культуролога, мрачно развалившегося на влажной скамейке с дымящейся американской сигаретой в одной руке и полупустой бутылкой элитного пива «Великая Ордусь» в другой…

У Медного Всадника народу, как всегда, было особенно много. И как всегда особенно неистово и шумно роились тут со своими фотоаппаратами-мыльницами гокэ – гости страны; так в последние десятилетия все чаще называли тех, кто по тем или иным причинам наведывался в Ордусь, скажем, из Европы, Америки или Австралии – чтобы не пользоваться хоть и вполне верным, но все же не вполне вежливым словом «варвары». Глобализация, как-никак; все люди – братья.