Филип Дик - Затворник из горной твердыни [= Человек в высоком замке]

Брр. Джулия встряхнулась.

— Чарли, — позвала она повара. — Мой заказ уже готов?

Она чувствовала себя очень одинокой. Поднявшись, прошла к стойке и присела рядом с кассой.

Никто на нее не обратил внимания, кроме молодого водителя-итальянца. Он не сводил с нее глаз. Джо, так его звали. Джулии захотелось узнать о нем побольше.

Оказавшись с ним почти рядом, она заметила, что он не так уж молод, как ей показалось. Трудно было сказать, сколько ему лет. Его напряженное состояние мешало правильно оценить его возраст. Он все время проводил рукой по волосам, как бы зачесывая их назад искривленными негнущимися пальцами. Что-то есть особенное в этом человеке, подумала Джулия. От него веет дыханием смерти. Это пугало ее, и в то же время притягивало. Вот водитель постарше наклонил голову и что-то ему прошептал, после чего оба стали просто-таки сверлить ее взглядом, причем в этот раз в их глазах был не просто мужской интерес.

— Мисс, — сказал водитель постарше. — Вы знаете, что это такое? — Он вытащил из-под стойки небольшую плоскую белую коробку.

— Знаю, — ответила Джулия. — Нейлоновые чулки. Из синтетики, которую делает только мощный картель из Нью-Йорка, И. Г. Фарбен. Очень редкие и дорогие.

— Ну, придумали-то их немцы. Монополия — не такая уж и плохая штука. — Водитель постарше передал коробку напарнику, тот подтолкнул ее локтем, и она скользнула по стойке к Джулии.

— У вас есть автомобиль? — спросил у нее молодой итальянец, потягивая кофе.

Из кухни появился Чарли. В руке у него была тарелка с ее заказом.

— Вы могли бы меня отвезти туда? — Дерзкие, решительные глаза все еще продолжали ее изучать, от чего она сразу же занервничала. Тем не менее, интерес ее к этому Джо все возрастал. — В этот мотель или куда еще, где я мог бы заночевать. Ну так как?

— Да, — сказала она. — У меня есть машина. Старенький «студебеккер».

Повар поглядел сначала на нее, затем на молодого водителя, после чего поставил перед нею тарелку.

Из репродуктора в дальнем конце прохода раздалось:

— Дамы и господа, внимание!

Мистер Бейнс, задремавший в своем кресле, очнулся и открыл глаза. В окошке справа от него было видно море, далеко внизу, коричневая и зеленая суша, а дальше — бескрайняя голубизна океана. Тихого океана. Ракетоплан, сообразил он, начал свое долгое медленное снижение.

Сначала по-немецки, затем по-японски и, наконец, по-английски голос из репродуктора объяснил, что никому нельзя курить и отстегиваться от своего мягкого кресла. А также уведомил пассажиров о том, что спуск будет длиться восемь минут.

После этого включились тормозные реактивные двигатели, причем так неожиданно и громко, так яростно затрясло салон, что большинство пассажиров испуганно вздрогнули. Мистер Бейнс улыбнулся и сидевший по другую сторону прохода молодой пассажир с коротко подстриженными светлыми волосами улыбнулся тоже.

— Зи фюрхтен дас… — начал было молодой человек, но Бейнс прервал его:

— Простите. Я не говорю по-немецки.

— Не говорите по-немецки? — удивленно произнес по-английски с сильным акцентом молодой немец.

— Я — швед, — пояснил Бейнс.

— Но вы сели в Темпельхофе.

— Да, я был в Германии в служебной командировке. Мне приходится бывать по своим делам в самых различных странах.

Молодой немец, очевидно, никак не мог поверить, что в современном мире человек, который занимается бизнесом в международных масштабах и летает — может позволить себе летать — на самой совершенной из реактивных «Люфтганз», не говорит по-немецки. Обратившись к Бейнсу, он спросил:

— И в какой же области вы специализируетесь?

— Пластмассы. Полиэстеры. Резина. Заменители. Промышленное использование этих материалов. Понимаете? Не для производства товаров широкого потребления.

— Швеция производит пластмассы? Невероятно!

— Да, и при том очень хорошие. Если вы назовете мне свою фамилию, я распоряжусь выслать вам по почте проспект фирмы. — Бейнс приготовил авторучку и записную книжку.

— Не утруждайтесь. Зря потратитесь. Я не коммерсант, я — художник. Не обижайтесь. Возможно, вы видели мои работы в Европе. Алекс Лотце, — он выжидательно смотрел на Бейнса.

— Простите, но я равнодушен к современному искусству, — сказал Бейнс. — Мне больше по душе старые довоенные кубисты и абстракционисты. Мне нравятся картины, которые хотят что-то выразить, а не просто представить идеал. — Он отвернулся.

— Но ведь именно в этом задача искусства, — возразил Лотце. — Повышать духовность человека, помочь ему преодолеть чувственное начало в себе. Ваше абстрактное искусство характеризует период упадка духа, духовного хаоса, вызванного упадком общества, старой плутократии, состоявшей из еврейских и капиталистических миллионеров, международной клики, которая поддерживала упадочное искусство. Те времена прошли безвозвратно. Искусство должно идти дальше — оно не может оставаться без движения.

Бейнс кивнул, продолжая глядеть в окно.

— Вы бывали в Пацифиде раньше? — спросил Лотце.

— Несколько раз.

— А я нет. В Сан-Франциско открылась выставка моих произведений, устроенная ведомством доктора Геббельса по договоренности с японскими властями. Культурный обмен — с целью углубления взаимопонимания и укрепления доброй воли. Мы должны ослабить напряженность между Востоком и Западом, не так ли? Мы должны больше общаться друг с другом, и этому может содействовать искусство.

Бейнс снова кивнул. Внизу, за пределами огненного кольца выхлопных газов реактивных двигателей теперь виднелся Сан-Франциско и залив, на берегу которого город был расположен.

— Где в Сан-Франциско вы собираетесь питаться? — продолжал Лотце. — Мне забронировано одно место в Палас-отеле, но, по-моему, приличную еду можно найти в интернациональном районе, например, в Чайнатаун.

— Верно, — кивнул Бейнс.

— Цены в Сан-Франциско высокие? В эту поездку я отправился с совсем пустыми карманами. Министерство пропаганды экономит, — Лотце рассмеялся.

— Все зависит от того, по какому курсу вам удастся обменять деньги. Я осмеливаюсь предположить, что у вас чеки Рейхсбанка, советую поменять их в Токийском банке на Сэмсон-стрит.

— Данке зер, — сказал Лотце. — А то я намеревался это сделать в гостинице.

Ракетоплан уже опустился почти к самой земле. Теперь были отчетливо видны поле ракетодрома, ангары, стоянки автомашин, скоростное шоссе из города, отдельные дома…

Великолепный пейзаж, подумал Бейнс. Горы и вода, и небольшие клочья тумана над «Золотыми Воротами».

— А что это за гигантское сооружение внизу? — спросил Лотце. — Оно завершено всего лишь наполовину. Космопорт? Но ведь у японцев, насколько мне известно, нет космических кораблей.