Филип Дик - Затворник из горной твердыни [= Человек в высоком замке]

Бейнс что-то тихо и невнятно пробормотал, чтобы уклониться от ответа и соблюсти при этом правила вежливости.

— А разве не верно то, — не унимался Тагоми, — что человек не должен служить орудием для достижения чьих-то целей. — Он весь подался вперед в своем страстном желании получить ответ безотлагательно. — Пожалуйста, изложите мне свои, характерные для нейтрального скандинава, соображения.

— Не знаю, — промямлил Бейнс.

— Во время войны — продолжал Тагоми, — у меня была незначительная должность в провинции Китай. В Шанхае. Там существовал целый район, Хонкъю, поселения евреев, длительное время интернированных имперским правительством. Они выжили благодаря вспомоществованиям со стороны организации «Джойнт». Фашистский посланник в Китае настаивал на том, чтобы истребить евреев. Я хорошо помню ответ своего начальства. «Такое не согласуется с соображениями гуманности». Оно отвергло это требование как варварское. Это произвело на меня глубокое впечатление.

— Понимаю, — пробормотал Бейнс. Похоже, Тагоми пытается вызвать меня на откровенность. Теперь он был начеку. Ум и все его чувства обострились.

— Евреи всегда характеризовались фашистами как азиаты и небелые. То, что под этим подразумевалось, никогда не упускалось из виду влиятельными особами в Японии, даже из состава Военного кабинета. Я никогда прежде не обсуждал этот вопрос с гражданами Рейха, с которыми мне доводилось встречаться…

— Я — не немец, — перебил его Бейнс. — Поэтому едва ли могу говорить от имени Германии. — Поднявшись, он направился к двери. — Мы возобновим наши переговоры завтра. Пожалуйста, извините меня. Я не в состоянии сейчас думать. — На самом деле, мышление его сейчас полностью прояснилось.

Мне необходимо немедленно выбраться отсюда, — понял Бейнс. — Этот человек оказывает слишком уж сильный нажим на меня.

— Простите тупость фанатизма, — произнес Тагоми, тотчас же направившись к двери. — Философские проблемы настолько ослепили меня, что я не смог понять подлинные человеческие чувства. Сюда. — Он окликнул кого-то по-японски, и отворилась входная дверь. Появился молодой японец, чуть поклонился, глядя на Бейнса.

Мой водитель, — сообразил Бейнс.

Возможно, это все мои донкихотские высказывания в конце полета, — вдруг пришло ему в голову. В разговоре с этим — как его там? Лотце. Каким-то образом уже дошло сюда, к японцам.

Жаль, что я разболтал все Лотцу, — подумал он. — Теперь приходится в этом раскаиваться, но уже слишком поздно.

Я совсем неподходящи человек для этих целей.

Но, с другой стороны, такие высказывания в разговоре с Лотце вполне допустимы для шведа. Все нормально. Страшного ничего не произошло. Я стал чрезмерно мнителен, оглядываясь на прошлое. А на самом-то деле я мог бы много добиться, говоря в открытую. Это факт, к которому мне нужно приспособиться.

Однако вся его прежняя подготовка восстала против этого. — Отверзни свои уста, — увещевал он самого себя. Хоть как-то… Обязан, иначе не добьешься успеха.

— Наверное, они руководствуются какими-то устойчивыми подсознательными соображениями. Каким-то архетипом сознания. По Юнгу, — сказал Бейнс.

Тагоми кивнул.

— Понимаю. Я читал Юнга.

Она пожали друг другу руки.

— Я позвоню вам завтра утром, — сказал Бейнс. — Спокойной ночи, сэр. — Он отвесил поклон, то же сделал и Тагоми.

Улыбаясь, молодой японец сказал что-то, чего Бейнсу разобрать не удалось.

— Простите? — переспросил он, подхватывая пальто и выходя на крыльцо.

— Он обращается к вам по-шведски, сэр — пояснил Тагоми. — Он прослушал курс по истории Тридцатилетней войны в Токийском университете и очарован вашим великим национальным героем Густавом-Адольфом. — Тагоми сочувственно улыбнулся. — Тем не менее, ясно, его попытки овладеть столь далеким от него языком оказались тщетными. Он, без сомнения, прибегнул к одному из аудиокурсов, записанных на граммофонных пластинках. Такие курсы в силу своей дешевизны пользуются популярностью среди студентов.

Молодой японец, очевидно, не понимавший английского языка, почтительно поклонился и улыбнулся.

— Понятно, — пробормотал Бейнс. — Что ж, желаю ему удачи.

У меня свои собственные языковые затруднения, — подумал он. — Совершенно очевидные.

Боже праведный — да ведь этот юный студент-японец по дороге в гостиницу будет пытаться завязать с ним разговор по-шведски. На языке, который Бейнс едва понимал, да и то лишь тогда, когда соблюдались безукоризненно и грамматика, и произношение. А этого вряд ли можно было ожидать от молодого японца, изучавшего язык по грампластинкам.

Ему никак не удастся чего-нибудь от меня добиться, — подумал Бейнс. — Но он будет вновь и вновь повторять свои попытки, потому что ему не захочется упустить такой шанс. Вряд ли ему еще предоставится возможность повстречаться со шведом. Бейнс ухмыльнулся в душе. Какая это будет мучительная пытка для нас обоих!

Рано утром, наслаждаясь прохладой и ярким солнцем, Джулия Фринк делала продуктовые покупки. С двумя коричневыми бумажными мешками в руках, она неторопливо брела по тротуару, то и дело останавливаясь у каждого магазина, чтобы полюбоваться витринами. Она никуда не спешила.

Может быть, заглянуть в аптеку? Она прошла внутрь. Занятия в секции дзюдо должны начаться не раньше полудня, а пока что она совершенно свободна. Примостившись на высоком стуле у стойки, она стала разглядывать журналы.

В свежем номере «Лайфа» она увидела большую статью, озаглавленную «Телевидение в Европе: взгляд в будущее». Заинтересовала ее фотография немецкой семьи, которая, сидя в гостиной, смотрела телевизионную передачу. Как утверждалось в статье, передача телевизионных изображений из Берлина длится целых четыре часа. Не за горами то время, когда телевизионные станции будут во всех крупных европейских городах. А к 1970 году такая станция будет сооружена и в Нью-Йорке.

На других снимках, были инженеры-электронщики из Рейха, которые помогали местному персоналу на строительстве телестанции в Нью-Йорке разрешить возникающие трудности. Нетрудно было догадаться, кто среди них немцы. Только у них был характерный здоровый, чистый, энергичный, одухотворенный вид. У американцев же, с другой стороны, был вид самых заурядных людей, ничем не отличавшихся от простых обывателей.

Было видно, как один из инженеров-немцев показывает что-то, а американцы изо всех сил пытаются определить, что именно он показывает. Наверное, — рассудила Джулия, даже зрение у них получше. Отличное питание за последние двадцать лет. Как нам и растолковывали — они могут видеть то, что недоступно другим. Из-за витамина А, что ли?