Филип Дик - Затворник из горной твердыни [= Человек в высоком замке]

Планы, один нелепее другого, возникали и угасали у него в голове, пока он продолжал валяться в кровати, тупо уставясь взглядом на игру света и тени на потолке комнаты. Он мог бы, к примеру, перебраться тайком в Штаты Скалистых Гор. Но они были тесно связаны с ТША, и его могли выдворить оттуда назад. А что, если податься на Юг? По его телу пробежала дрожь. Нет. Только не туда. Для белого человека работы там хоть отбавляй, устроиться на работу гораздо легче, чем в ТША, только… Ему не хотелось отправляться в такого рода места.

И, что хуже всего, Юг был самым тесным образом связан экономически, идеологически и одному Богу известно как еще с Рейхом. А Фрэнк Фринк был евреем.

По-настоящему звали его Фрэнк Финк. Он родился на Восточном побережье, в Нью-Йорке и был призван в армию Соединенных Штатов Америки в 1941 году, сразу же после поражения России. Когда японцы захватили Гавайи, его перевели на Западное побережье. Вот здесь он и застрял после войны на японской стороне от линии размежевания между союзниками по Оси. Здесь находится он и сегодня, пятнадцатью годами позже. В 1947 году, в день капитуляции, он едва не сошел с ума. Ненавидя японцев до глубины души, он поклялся отомстить. Закопал свое оружие в подвале, предварительно смазав и тщательно упаковав его до того дня, когда он вместе со своими друзьями-однополчанами поднимет восстание. Однако время оказалось великим целителем, а тогда он не принял в расчет этот факт. Сейчас он уже не возвращался к первоначальному замыслу — идее грандиозной кровавой бани, очищения от «пиноков» и их хозяев, а вспоминая об этом, испытывал такие же чувства, как при перелистывании засаленных календарей-ежегодников своих школьных лет. Тогда Фрэнк Финк, по прозвищу «Золотая рыбка», собирался стать палеонтологом и поклялся жениться на Норме Праут. Норма Праут была первой красавицей в его классе, и он бесповоротно решил на ней жениться. Теперь это было настолько же невозвратно, как песни Фреда Аллена и киноленты Филдса. С 1947 года он перезнакомился, наверное, с добрым полумиллионом японцев, но его желание расправиться с любым из них или всеми разом так и не осуществилось ни в первые месяцы оккупации, ни позже. Оно стало просто абсолютно неуместным.

Погоди. Был один японец, некто мистер Омуро, скупивший арендные права на большое количество кварталов в центральной части Сан-Франциско, который какое-то время был владельцем района, где проживал Фрэнк. Мерзкая личность, подумал он. Прожорливый хищник, он никогда не ремонтировал дома, перегораживал комнаты, делая из них клетушки все меньше и меньше, непрерывно повышал квартплату… Омуро беззастенчиво обирал бедняков, в особенности почти нищих безработных — бывших военнослужащих, во время депрессии в начале пятидесятых годов. Но именно одна из японских торговых миссий и приговорила Омуро к смертной казни посредством отсечения головы за ненасытную алчность. Теперь подобное нарушение суровых, даже жестоких, но справедливых японских гражданских законов было делом неслыханным. Такое стало возможным благодаря неподкупности японских государственных чиновников, особенно тех, что пришли сюда после падения Военного правительства.

Вспомнив о суровой честности торговых миссий, Фринк несколько приободрился. Даже Уиндем-Мэтсона могут прогнать как назойливую муху. И это невзирая на то, что он — владелец «У-М корпорейшн». Фринк, во всяком случае, надеялся на это «Похоже, я начинаю верить в болтовню о Тихоокеанском Содружестве Сопроцветания. Странно. Ведь когда-то все это казалось мне ложью. Пустой пропагандой. А теперь…»

Он поднялся с кровати и нетвердой походкой прошел в ванную. Пока он брился и мылся, по радио передавали дневной выпуск последних известий.

«Давайте не будем высмеивать эту попытку», — сообщило радио, когда он прикрыл кран горячей воды.

«Нет, не станем», — с горечью подумал Фринк. Он догадывался о какой именно попытке говорилось по радио. И все же было во всем этом что-то смешное, в этом зрелище бесчувственных, унылых тевтонов, марширующих по поверхности Марса, по красному песку, на который еще не ступала нога человека. Намыливая щеки, он стал гнусавить себе под нос прибаутки-экспромты.

— Gott, Herr Kreisleiter. Ist dies vielleicht der Ort wo man das Konzentrationslager bilden kann? Das Wetter ist so schon. Heiss, aber doch schon… [1] О Боже, герр Крайслейтер. Есть ли место, где человек не построил концлагерь? А погода так прекрасна… Черт побери, все еще прекрасна… ( нем. ).

Тем временем радио продолжало: «Цивилизация Сопроцветания должна приостановиться и поразмыслить вот над чем: в своих попытках обеспечить сбалансированное справедливое распределение взаимных обязательств и ответственности вкупе с соответствующим вознаграждением…» — типичный жаргон правящей иерархии, отметил про себя Фринк, — «…не потерпели ли мы неудачу в своевременном определении той будущей арены, на которой будут разворачиваться деяния народов, будь то нордики, японцы, негроиды…» И так далее все в том же духе.

Одеваясь, он все еще с удовольствием продолжал напевать себе под нос строчки собственного сочинения, мешая английские слова с немецкими: «А погода просто очень хороша. Только нечем, только нечем нам дышать…»

Тем не менее факт остается фактом: Пацифида и пальцем не пошевелила в деле колонизации других планет. Она была поглощена — вернее, ее засосало, как в трясину — освоением Южной Америки. В то время как германцы торопливо запускали в космос один за другим огромные ракетные корабли-роботы, японцы все еще жгли джунгли во внутренних районах Бразилии и возводили девятиэтажные жилые дома для недавних охотников за головами. К тому времени, когда у японцев оторвется от земной поверхности их первый космический корабль, немцы установят полный контроль над всей Солнечной системой. Ситуация, прямо противоположная той, что описывалась в старых учебниках истории — немцы все еще улаживали свои внутренние дела, когда остальные европейские державы наносили последние мазки на карты своих колониальных империй. Однако на сей раз, продолжал размышлять Фринк, они совсем не намерены остаться последними. Они многому научились за это время.

И тогда мысли его обратились к Африке и к тому эксперименту, который там проводили наци. И кровь застыла у него в жилах, но он все-таки преодолел охватившую его робость и снова дал ход воображению.

Вся Африка представляла из себя картину полнейшего опустошения.

Голос диктора продолжал: «…мы должны с гордостью отметить, что какое бы ударение мы ни делали на основополагающие нужды всех проживающих на Земле народов, их духовные устремления, которые должны…»

Фрэнк выключил радио. Затем несколько успокоившись, снова включил его.