Юрий Козловский - Особый район

Валера Седых с семьей уехал во Владимирскую область, где отец давно купил ему квартиру по соседству с собой. Разъехались и закадычные друзья, Дима Парамонов и Коля Евтушенко, один в Минусинск, другой в Ангарск, что в Иркутской области. Но уже через три месяца оба получили телеграммы от друга Валеры и с огромной радостью, закрыв на замок полученные квартиры, уехали в алмазодобывающий город Мирный, где Седых нашел работу для всех троих.

Следует добавить, что блокада особого района была снята только после того, как со всеми его жителями были проведены индивидуальные беседы. Мужчины средних лет со строгими лицами объясняли каждому, что он должен хранить молчание о том, что происходило с ним последние два года. Если кто-то не выдержит обет молчания, говорили они, то будет выглядеть в глазах окружающих просто ненормальным. А если будет продолжать настаивать на своей правоте, то будет отправлен в психушку. Для надежности все они до конца своей жизни будут находиться под особым контролем специальной службы.

Меньше всего изменения коснулись коренного населения района, жителей Тоболяха. Так как до них не добрались ни древние животные, ни древние люди, то все перемены свелись для них к тому, что село какое-то время было отрезано от внешнего мира, а потом все снова пошло по-прежнему. Вместо уехавшего Атласова жители опять избрали главой сельской администрации Егора Афанасьевича Кривошапкина, к которому после избавления от порока пьянства удивительным образом вернулось утраченное здоровье, и даже выглядеть он стал на десяток лет младше.

Труднее всего властям пришлось с амазонками из прошлого. Скорее всего они просто не знали, что с ними делать, и не придумали ничего лучшего, чем оставить их жить на Хатагай-Хае, сделав этот поселок закрытым для остального мира. И только после долгих и настойчивых просьб нескольких бывших старателей им разрешили остаться со своими женщинами, к которым они успели сильно привязаться. Остался и полиглот Саша Армаш, который уже несколько месяцев жил с Доной, младшей из первых двух женщин, преодолевших барьер между прошлым и настоящим. Первые несколько лет маленькой колонии сильно докучали ученые — этнографы, историки и лингвисты, но и они, в конце концов, оставили ее в покое, после чего Хатагай-Хая зажила спокойной жизнью, став оленеводческим и охотничьим отделением народного сельскохозяйственного предприятия «Тоболях».

Но на четвертую зиму эта удивительная колония бесследно исчезла не только с Хатагай-Хаи, но и вообще с территории бывшего закрытого района. Единственный оставшийся в поселке человек, бывший старатель по фамилии Тараканов, рассказал, что к ним откуда-то пришел какой-то странный старик с длинной седой бородой. Он долго разговаривал с женщинами на непонятном языке, после чего они запрягли оленей в нарты, погрузили на них свои юрты и ушли куда-то вниз по реке. Но перед этим предложили своим мужьям из бывших старателей сделать выбор — уйти с ними или остаться. Остался один Тараканов. Остальных больше никто никогда не видел.

Поселок Красноармеец пустовал недолго. Еще по зимнику туда завезли оборудование, но не промышленное и не геологическое, а какое-то научное, и с наступлением тепла там обосновался, похоже, целый исследовательский институт. Что ученые там искали и что нашли, прежние жители поселка так никогда и не узнали. Как не узнал весь остальной мир о чудесах, происходивших в закрытом северном районе в течение почти двух лет…

В этот год солнце на Кавказском побережье Черного моря жарило со всей мощью, и температура в Сочи в июле ни разу не опустилась ниже тридцати трех градусов в тени. Даже ночи не приносили облегчения, жаром дышали стены домов и расплавившийся за день асфальт, в который тут и там были впечатаны прилипшие подошвы и целые туфли, которые владельцы оказались не в силах оторвать.

Валера Седых уныло плелся за своей счастливой женой, которой в кои веки удалось вытащить мужа в отпуск на море, вместо того чтобы на целые месяцы, да еще зимой, отпускать его в тайгу на охоту. Вот только Валере, не привыкшему к жаре и оттого плохо ее переносящему, такой отдых был совсем не в кайф. Спасение он находил, только зайдя по самую шею в море, где и проводил больше всего времени, пока жена ловила солнечные лучи, покрываясь коричневым южным загаром. Сейчас они направлялись к морскому вокзалу, где их ждал теплоход, отправляющийся на однодневную экскурсию вдоль побережья. В программе экскурсии была объявлена остановка для купания, но до нее надо было еще дожить, а они еще даже не сели на теплоход.

Валера шел, отстав на шаг от жены и проклиная свою горькую долю, когда прямо по курсу перед ним возник человек с очень знакомым лицом. Валера не сразу узнал его лишь потому, что никак не ожидал встретить его здесь, в Сочи. Это был не кто иной, как уникальный специалист, мастер на все руки Володя Леонтьев, которого он не видел с того самого дня, как тот уехал на жительство в предназначенный ему город Канск, что в Красноярском крае. После объятий и хлопанья друг друга по спине, когда выяснилось, что у Володи нет никаких особенных планов и он располагает свободным временем, ему был куплен билет на ту же экскурсию, и через несколько минут все они оказались на борту теплохода.

Валера с Леонтьевым сразу отправились в корабельный бар, где царила приятная кондиционированная прохлада, чем вызвали неудовольствие Валериной жены, но Седых заявил, что экскурсия его ничуть не интересует, и она оставила их в покое, поднявшись на палубу. Посовещавшись, мужчины пришли к общему мнению, что, находясь на Кавказе, пить пиво, даже холодное, будет прямым оскорблением этих мест. Водку, даже ледяную — непростительным извращением. Поэтому заказали бутылку самого лучшего, судя по цене, красного цимлянского вина. Впрочем, вино и на самом деле оказалось очень даже приличным. Посмаковав, выпили по первому бокалу, и Валера спросил:

— Ну, как ты? Где? Чем занимаешься?

— Я в Москве, в одном банке. Обслуживаю компьютеры, пишу программы, в общем, на все руки от скуки.

— Как же ты туда попал из своей Сибири? — удивился Седых.

— Надоело мне там быстро, применения себе не нашел, вот и уехал наобум, в белый свет, как в копеечку.

— А в Москве применение, конечно, нашлось, — улыбнулся Валера, заранее предугадывая ответ.

— В Москве нашлось, — подтвердил Леонтьев. — Сначала кое-как вклинился в банк, обслуживал локальную сеть. Зарплату положили в четыреста долларов. Через два месяца платили уже пять тысяч, через год — семь. А когда меня стали переманивать в другую фирму, еще удвоили…

— Неслабо! — присвистнул Валера. — Я на своем бурстанке намного меньше выгоняю, хотя тоже очень неплохо считается. Слушай, а почему ты все в долларах называешь, а не в рублях!