Дмитрий Глуховский - Рассказы о Родине

— Это оно, Аркадий Петрович, — одними губами сообщил секретарь, деликатно указывая на парк хромированных аппаратов.

— Не стухнет же, в самом деле! — рыкнул в телефон Кротов, в нетерпении отвешивая безгласной машине звонкую оплеуху. — Все, решили. Со Штатами завтра разберемся. Давай, у меня вторая линия. Да, привет. Что, всю сеть купили? Ляле на юбилей? Ребрендинг? Была у меня идейка… Давай назовем «Био-органика»… Или просто «Органика», точно. Ну, пусть теперь вегетарианская будет, это модно, от мяса уже всех тошнит. Все, пока, у меня вторая линия. Да! Господи, да перекупи его с потрохами, прости за каламбур. Сколько там этот профессор получает, со всеми взятками и подарками? Дай ему двадцатку в месяц, он тебе и студентов своих приведет… Окупится, конечно, за неделю. Извини, у меня вторая линия…

Предчувствия Абдурахима не обманули.

В первый же день их бригаду развели по разным этажам, и бродя по своему, шестьдесят второму, он поражался тому, что холеная, сверкающая башня внутри оказалась диковатой, полузаброшенной. Отделочные работы тут вроде как начинались, но внезапно были прерваны, и уже довольно давно. Кое-где голый бетон стен начал обрастать гипсокартоном и даже розетками, в других местах с этими признаками жизни спорили расписанные с пола до потолка титанические партии в крестики-нолики и навязчивый запах прелой мочи.

Остальные рабочие на этаже казались необщительными и чудаковатыми, и Абдурахим решил, что посылки из Чуйской долины доходят-таки до здешних адресатов. Весь день работы не было, и заскучавший Абдурахим, просидевший пять часов на корточках перед панорамическим окном с видом почти на всю Москву разом, добровольно отправился сдаваться бригадиру. Тот вяло и даже с некоторой жалостью поинтересовался у Абдурахима, что же ему не сидится, прикурил одну от другой и продолжил ковыряться в сканворде.

Но не успел Абдурахим снова устроиться напротив Москвы в самой удобной из доступных человеку поз, как у бригадира щемящими душу ферганскими распевами заголосил сотовый. Рассредоточившиеся вокруг своего начальника бездельники насторожились, как собаки, которым пообещали прогулку, да и сам бригадир напружинился, внимая отрывистому лаю из исцарапанного аппарата.

Через минуту Абдурахим наконец получил боевое задание: приступить к шпатлевке щелей между небрежно собранными гипсокартонными ширмами и потолочными плитами. Еще через две минуты — после того, как он взобрался по шатающейся стремянке, отчего-то утопленной в мотках электропроводов, к незаделанным щелям и умиротворению, сильнейший разряд электрического тока, пройдя от левой ступни Абдурахима к его правой ступне, оборвал его строительную карьеру.

На ухоженной гостевой парковке замерла, медленно выпуская сквозь жабры жар и топорща акулий плавник, хищная «семерка» с угрожающими спецслужбистскими номерами. Рядом степенно расположились два купеческих «пятисотых» с залихватски нахлобученными мигалками и триграмматонами «А… МР». Водители молча курили, закинув головы и пытаясь узреть пик «Памира».

Сверху вниз с семьдесят восьмого этажа на них глядел холеный пожилой мужчина в невообразимо дорогом темно-синем костюме, нежнейшей рубашке с собственными инициалами и запонками из золота 750-й пробы и алой эмали с достоверным изображением генеральских звезд.

— Вот руководство обеспокоено участившимися несчастными случаями на вверенной вам территории, — смакуя «Глен Гариох» пятьдесят восьмого года, задумчиво обронил он.

— Редкие осечки, — развел руками Кротов.

— По обычному тарифу, — пожал плечами человек с генеральскими запонками. — Каждая несостоявшаяся публикация в прессе о смерти на ваших объектах — сто девяносто тысяч, каждая состоявшаяся — плюс три процента к ежемесячным выплатам. Мы тоже несем имиджевые риски.

— Я вот чего не пойму, — присоединился к разговору пухлый розовощекий очкарик, придушенный английским галстуком. — При таких-то бюджетах, что же используете киргизов на стройке? Я, ей-богу, побоюсь жить и работать в самом высоком в Евразии здании, если его собирали люди, всю жизнь прожившие в юрте… Неужели вы не можете позволить себе добросовестных немецких рабочих?

— Можем, отчего не можем… Думали уже. Да они столько пива жрут, печень ни к черту, — пространно объяснил Кротов. — И работают у нас, кстати, не киргизы, а таджики. Они непьющие.

— Техника безопасности? — понимающе кивнул очкастый. — Ну с немцами вы меня удивили, конечно. А таджики у вас тут ухоженные, не то что в этой псевдо-сталинке на Тверской…

— Обижаете, — ухмыльнулся Кротов. — У нас тут трехмесячный курс реабилитации. Чуть ли не чистка организма получается. Они все такими живчиками становятся, подтянутыми, одно загляденье.

— Приятно иметь дело с таким современным, рачительным хозяином, — широко улыбнулся третий из гостей, высокий и худой мужчина с узким черепом и скверно замаскированной плешью.

— Ну знаете… Они ведь точно такие же люди как мы, — развел руками Кротов и зачем-то добавил, — По счастью…

Слава Аллаху! Голова раскалывалась, рот, нос и глотку переполнял омерзительный горько-кислый смрад, но он был жив. Собрав все силы, Абдурахим приподнял с подушки голову и осмотрелся. Он лежал на каталке, совершенно нагой и прикрытый лишь сиротливой простынкой в застиранных кровавых разводах. В нескольких шагах от него находился большой операционный стол, над которым сгорбились трое облаченных в зеленые хирургические костюмы. Что же случилось? Абдурахим помнил шпатель, стремянку, провода… Чуть не убило током, но его спасли! Воистину, русская медицина способна на чудеса. Случись такое даже в самом Душанбе, уже до захода солнца Абдурахима закопали бы, чтобы не кормить мух.

Он хотел было сказать докторам спасибо, но голос еще не вернулся к нему. Это Аллах его уберег: приглядевшись к тому, что происходило на операционном столе, Абдурахим похолодел.

Трудно дыша в пластиковый намордник, от которого к прозрачным электрическим мехам уходил гофрированный шланг, на столе лежал его знакомый плиточник, Фахраддин. Похоже было, бедняге крепко досталось: возившиеся с ним врачи были основательно перемазаны кровью. Абдурахим закрыл глаза и попросил Бога, чтобы тот помог Фахраддину выбраться из этой передряги целым. Что же могло с ним приключиться? Неужели сорвался с высоты?

— Пече! — произнес незнакомое слово один из врачей, и сразу вслед за этим что-то тяжело хлюпнуло.

Абдурахим навострил уши. Иностранец?

— Переворачиваем!

Нет, вроде говорят по-русски. Просто надо было старательнее учить язык, чтобы все-все понимать, а не только про строительство.