Юрий Никитин - Сингомэйкеры

На стол передо мной поставили салат из рыбы, я ухватился за вилку, но помедлил, за мой стол пересел Глеб Модестович и знаком велел официантам ему подать тоже сюда.

— Дорогой Евгений, — обратился он ко мне, продолжая прерванный в офисе разговор, — кто-то из наших в прошлое время мудро заметил: «Кто не был радикалом в молодости — в старости будет сволочью». Потому не смущайтесь, если вы были крайне правым или крайне левым. Или вообще террористом. Если я вам скажу, кем были некоторые наши уважаемые руководители… вы за голову схватитесь.

Я пробормотал:

— Да, я слышал, что это как бы необходимый элемент развития… Но… гм… большинство населения благополучно пропускает эту стадию. Они сразу становятся благополучными и благопорядочными членами общества.

Тарасюк повернулся к нам, зло хохотнул:

— Сразу в сволочи!

Глеб Модестович поморщился.

— Дорогой Роберт Панасович, зачем так… резко. Просто они… не развиваются. Но вообще для общества это не является необходимым. Развиты должны быть только ведущие особи. А ведомые… им достаточно повышать рабочую квалификацию по мере роста научно-технического прогресса.

Тарасюк сказал едко:

— То-то я и заметил, что сволочей все больше. Время сволочей!

— Не перегибайте, — заметил Глеб Модестович мирно. — Это теперь называется иначе.

— Как?

— Ну… по-разному.

Тарасюк захохотал.

— Ну да, по-разному! Я сам могу дать несколько определений, как только вон те девушки пройдут дальше…

— Это называется, — сказал Глеб Модестович мягко, — реалистичным взглядом.

Я молча работал ножом и вилкой. Не мое дело пищать, когда общаются гиганты. Хотя, конечно, мне есть что сказать. Я вообще все чаще ловлю себя на том, что сказать мне есть что.

Цибульский, пожирая салат из овощей, поглядывал через витрину на шумную демонстрацию «зеленых», протестующих против вырубки леса в бассейне Амазонки. И лес им жалко, но главное, что за один только последний год там бесследно исчезло больше тысячи редких видов жуков, мух и комаров, а это невосполнимая потеря генофонда планеты.

Я никак не среагировал, но Тарасюк, тоже поглядывая на шумную демонстрацию, буркнул недовольно:

— Ишь, невосполнимая… Меньше комаров, кому вред?

Жуков пояснил:

— Эти чудики имеют в виду, что таких уже никогда не будет. А вдруг в их генах скрыт какой-нибудь секрет?

Глеб Модестович с удивлением посмотрел на него поверх очков, как на пещерного человека в звериной шкуре и с каменным топором в волосатой длани.

— Шутите? Генетики уже сейчас делают не то что мух, а свиней с заданными свойствами! Через три-пять лет можно будет менять и гены человека… Зачем нам комары? В лаборатории за неделю можно наделать разных насекомых больше, чем природа слепым перебором создала за три миллиарда лет!

Тарасюк спросил деловито:

— Так что, «зеленых» разогнать? Я щас распоряжусь.

Жуков фыркнул:

— И лишить Ореста Димыча работы? Это же он их создал и до сих пор руководит. Ты лучше смотри за хиппаками.

— Какими хиппаками? С Луны упал? После хиппарей десяток течений сменилось!

Жуков небрежно отмахнулся.

— Все они хиппаки. Всех в газенваген… Кстати, кто знает, дауншифтеры — новое движение, заумь или поколение?

— Ничего нового, — возразил Арнольд Арнольдович, — это те же самые работяги, что раньше рыли канавы. Раньше наибольшее, что могли, — накопить на покупку земельного участка за городом, потом всю жизнь строили дачу. Остаток жизни копались в грядках, не обращая внимания на прочий мир. Сейчас из-за повышения уровня жизни их быт просто масштабнее. Потому заметнее и кажется новым явлением.

— Ну, — пробормотал Жуков недовольно, — одно дело покупать дачу, другое — особняк в Арабских Эмиратах. Идет смешение рас, культур, проникновение европейских ценностей в исламский мир…

— А исламских, — сказал Цибульский желчно, — в Европу.

Глеб Модестович посмотрел в мою сторону.

— А что скажет наш самый юный теоретик-практик?

Я подумал, что для дискотеки я уже дряхлый старик, а здесь еще совсем младенец, ответил с младенческой почтительностью:

— Не знаю, но я бы не стал их пока выделять в особую группу. Слишком разные люди занимаются дауншифтерством. Думаю, все наши стимулы для других категорий населения срабатывают и для них. В большинстве своем. Их можно зачислить условно в группу пенсионеров, не достигших пенсионного возраста. По изменениям в психике.

— Значит, — сказал Цибульский въедливо, — это все-таки отдельная категория граждан?

Я развел руками.

— Формально да. Но мы ведь работаем с проблемными или с теми, кто в будущем может стать проблемой? Дауншифтеры — те же йоги, их философия: плюй на все и береги здоровье. Они для нас все равно что растения. Не обращаем внимания, а если надо, то проедем на своем танке и по растениям.

Глеб Модестович взглянул остро, мне показалось, что мысленно отметил во мне некую скрытую черточку. Да я и сам удивился, с таким безразличием отозвавшись о вообще-то не самых худших людях. Дауншифтеры — это все-таки чаще всего работники среднего и высшего звена, которые умеют добиваться успеха, скапливают капитал, а потом уходят в бесконечный и бессрочный отпуск, проводя немалый остаток дней где-нить на берегу теплого южного моря.

— М-да, — произнес он медленно, — вообще-то с этой быстро растущей категорией хорошо бы поработать… По подсчетам, каждый четвертый из менеджеров планирует стать дауншифтером!.. Но это на потом, сейчас мы в роли пожарных, что едва успевают к очагам возгорания.

Арнольд Арнольдович первым расправился с жареной бараниной, со вздохом отодвинул тарелку с обглоданными костями и, доставая зубочистку, проговорил задумчиво:

— А не поразжигать ли мне национальную рознь?

Цибульский сказал укоризненно:

— Что это вы нашему Глебу Модестовичу палки в колеса вставляете? Он, как мать Тереза, всех мирить старается в национальных конфликтах, а вы…

— Так он в другом районе мирит, — напомнил Арнольд Арнольдович. — Я ему там не помешаю. А когда он напримиряет, я и там поразжигаю. Чтобы молодежи было чем заняться, да и старикам чтоб поговорить о чем…

Странное чувство, что острят, прикалываются, но в то же время и говорят как бы совершенно серьезно. Странное чувство юмора у наших сценаристов мировых конфликтов.

Еще через два месяца Эмма, мило улыбаясь, сообщила, что Глеб Модестович просил зайти к нему после работы. Я привычно заглянул ей за низкий вырез, классные сиськи, о чем тут же и сообщил, а то вдруг забыла, дурочка, предложит зайти к нему сейчас.

Она помотала головой так энергично, что башня из волос начала рассыпаться, я бросился ловить крупные локоны, а то вдруг упадут на пол и разобьются. Она высвободилась из моих щупающих лап, поправила блузку на холмиках, глаза смеялись.