Юрий Никитин - Сингомэйкеры

Официант привез столик, заставленный так, что от самого столика видно одни колеса, он перегрузил все на обеденный стол и умело расставил, а когда дверь за ним захлопнулась, я мягко обратился к прекрасной нудистке:

— Давайте сделаем перерыв.

Она подняла затуманенные глаза, я почти увидел в них отражение графиков, диаграмм и колонок с цифрами.

— Что?.. Ах да, ужин… Господи, даже цветы!

— Надеюсь, вам понравятся, — сказал я со скромным достоинством. — Сам подбирал, так сказать… Соответственно моменту.

— Э, какому? — поинтересовалась она с настороженностью в голосе.

— Погоде, расположению звезд, потеплению климата… и ряду менее значимых факторов.

Она кивнула, продолжая рассматривать цветы, встала, обошла стол кругом, на лице явное удовольствие.

— Ого, шампанское… По какому поводу?

— А разве нудистам нужен повод?

— Но вы вроде бы не совсем нудист…

— Я стараюсь угодить даме, — ответил я галантно. — Тем более нудистке, после ее тяжелого трудового дня.

Она посмотрела на меня с подозрением:

— Что вы имеете в виду под тяжелым трудовым днем?.. Ладно, не оправдывайтесь. Представляю, что вы нафантазировали. Открывайте шампанское, день в самом деле был неплохим. Надеюсь, у вас тоже. Кстати, а вы кто? Не из этих ли чокнутых очкариков, что собрались на какой-то свой конгресс?

Я взял бутылку, а пока пальцы привычно срывали фольгу и скручивали проволоку, объяснил:

— Нет, я не Байрон, я другой, еще неведомый… в том смысле, что я здесь по делам своей фирмы, которая не любит афишировать свое присутствие. Но официально я прибыл на конгресс офтальмологов, вы правы.

Она посмотрела на меня с новым интересом в глазах.

— Да-да, я где-то слышала, что здесь пересекаются пути торговцев нелегальным оружием. Значит, снабжаете «калашниковыми» арабов?

Я ответил скромно:

— И не только «калашниковыми». Но это так, между нами. Считайте, что я пошутил, хотя это не шутка.

Пробка пыталась вырваться для глупого хлопка, я придержал, спустил напор газа и, убрав пробку, наполнил бокалы. Нудистка наблюдала за мной с интересом, торговцы оружием — романтические личности. Я залюбовался, с каким изяществом она взяла фужер, длинные женские пальцы с ухоженным маникюром держат только ножку тонкого фужера, да еще когда вот так указательным придерживает, будто поглаживая, прозрачную стенку, за которой кипит бешено несущимися к поверхности и выпрыгивающими там пузырьками.

— За ваш удачный марш завтра, — провозгласил я тост. — За то, чтобы в ваше движение вливалось все больше народу! В первую очередь, конечно, женщин. И чтобы вы свободно могли ходить голой… простите, обнаженной!.. по улицам городов, заходить в магазины и пользоваться любым транспортом, не встречая препятствий ни со стороны закона, ни со стороны устаревшей морали.

Она слушала с интересом, глаза загадочно поблескивали, затем кивнула и поднесла край бокала к губам. Я засмотрелся, с каким изяществом пьет, так тоже надо уметь, аристократка, я же чуть было не проглотил залпом, но сдержался и, как и она, вальяжно опустил на стол, осушив до половины.

— Прекрасное шампанское, — похвалила она. — Господи, да еще и коллекционное… Вы разоритесь на таких ужинах!

Я отмахнулся.

— Лишь бы вам понравилось.

Она всмотрелась в меня, губы тронула улыбка.

— Ах да, доходы от нелегальной продажи оружия уступают только торговле наркотиками? Тогда вы можете позволить себе такое шампанское и такой коньяк.

Я отмахнулся вполне искренне, и она, похоже, ощутила, что для меня в самом деле абсолютно безразлично, что шампанское стоит по тысяче долларов, а коньяк — полторы. Да и сам ужин почти столько, сколько шампанское и коньяк, вместе взятые.

— Мужчины должны думать о работе, — ответил я, поспешно поправил себя: — И вообще все достойные люди. Вот вы успешно продвигаете нудизм, вы увлечены этой идеей, вон как работаете…

Она спросила встревоженно:

— Как? У меня круги под глазами?

— Нет-нет, — заверил я.

— Слава богу, — сказала она с облегчением и добавила задумчиво: — А то я уже хотела раздеться. Ну, чтобы смотрели не на круги.

Я чуть было не сказал, что круги вообще-то есть, так что… но вовремя сообразил, что надо мной просто прикалываются. Она, посмеиваясь, неспешно и красиво работала ножом и вилкой, время от времени поглядывала на меня через огромные стекла очков.

Бутылку шампанского мы допили, в России немыслимо оставить недопитой, и хотя мы в Испании, но привычки — вторая шкура, две другие остались нетронутыми, как и коньяк. Взамен насладились изысканным десертом.

Потом мы неспешно пили кофе, что вообще-то не делают люди перед сном, если в самом деле собираются спать.

Свет она погасила, оставив крохотный ночничок у двери, чтобы не расшибить в темноте лоб, но я видел, что разделась полностью, как и я. Я вообще всегда сплю голым, привычка, а в эту жару, как бы хорошо ни работал кондишен, ложиться спать в белье вообще не просто сумасшествие, а некое извращение.

Она зашла со своей стороны и, чуть откинув край одеяла, легла, стараясь не касаться меня. Я сказал негромко:

— Спокойной ночи. Постарайтесь не стаскивать одеяло. Это раздражает.

Она ответила так же равнодушно:

— А вы постарайтесь не лягаться.

— Я давно вышел из лягального возраста, — сообщил я. — А еще не забрасывайте на меня ногу, хорошо? Они у вас прелесть, но когда спокойно спишь…

— Не буду, — пообещала она, — я вообще отвернусь. А вы не тыкайте мне в спину коленями.

— Не буду, — поклялся я.

— И пенисом тоже, — сказала она строже. — Я устала и хочу спать. Вам, кстати, надо бы купить резиновую куклу. На той стороне улицы есть такой маленький магазинчик…

— Завтра загляну, — пообещал я. — Для вас захватить что-нибудь? Ну, вы понимаете, какого вида товары я имею в виду.

В полутьме ее голос прозвучал с легкой насмешкой:

— Я здесь всего на пять дней. Обойдусь.

— Смотрите, — предостерег я. — Жарко, уровень солнечной радиации высок, а мы и на обед ели жареное мясо с острыми специями. Да и на ужин что-то похожее…

Она пробормотала:

— Я чувствую, что ваши гормоны уже давят вам на мозг.

— Справлюсь, — пообещал я. — Спокойной ночи.

— И вам того же.

Некоторое время оба лежали совершенно ровно, как бревна, затем я зевнул, она почесала нос, снова минут на пять-шесть тишина. Я чувствовал, как она иногда шевелится, стараясь делать это незаметно, у самого все зудит от желания хотя бы почесаться, но терпел, а когда уж совсем невмоготу, повернулся на бок и поскреб ногтями голень.

В полутьме послышался негромкий задумчивый голос:

— Может быть, вам стоит попросить меня о помощи? А то у вас что-то совсем уж странное…