Станислав Лем - Мир на Земле

Способность затягивать полученные в борьбе повреждения могла быть очень полезной боевым роботам, если они здесь были, но ведь не камням же. Неужто здешние вооружения под компьютерным контролем начали с пращи и ядра? А если даже так, то на кой ляд каменным ядрам зарастать? И тут, сам не знаю, откуда это пришло мне в голову, я подумал, что я ведь здесь нахожусь не как человек, а как дистантник, то есть не в живой, а в мертвой ипостаси. А не могло ли быть так, что развитие лунных вооружений шло в двух независимых направлениях: с одной стороны, создание оружия, нападающего на враждебное и мертвое, с другой – на враждебное и живое? Допустим, так оно и было. «Предположим, – фантазировал я, – что средства, поражающие мертвое оружие, не могут с тем же успехом поражать живого неприятеля, а я напал как раз на эти другие, приготовленные на случай посадки человека. Поскольку же я им не был, эти мины – допустим, что это были мины, – не чувствуя живого тела внутри скафандра, не сделали мне ничего плохого, и вся их активность ограничилась тем, что сколы затянулись. Если какой-нибудь земной разведывательный робот задел бы их ногой, он не обратил бы внимания на их зарастание, потому что наверняка не был бы запрограммирован так, чтобы учитывать столь поразительное и непредвиденное явление. Я же не был ни роботом, ни человеком и поэтому заметил. Что дальше?» Этого я уже не знал, но, если в моей догадке была хоть крупица истины, следовало ожидать появления других мин, охотящихся уже не на людей, а на автоматы. Поэтому я пошел немного медленнее и более осторожно ставил ноги, минуя холм за холмом, с неподвижным солнцем за спиной, время от времени натыкаясь на большие и средние камни, которые уже не разбивал лопаткой и не трогал ногой, потому что, если они действительно были двух видов, все могло кончиться скверно. Так я прошел добрых три мили, может, немного больше, но не хотелось доставать шагомер: он находился глубоко во внутреннем набедренном кармане, а карман был таким узким, что только с величайшим трудом я мог засунуть в него перчатку; и тут, глянув на юг, я заметил какие-то руины. Особого впечатления это на меня не произвело. На Луне имеется масса осыпей с таким нагромождением каменных обломков, что издали они походят на развалины построек, однако, подойдя ближе, человек видит, что обманулся. И все-таки я изменил направление и, шагая по все более глубокому песку, ждал, когда же скалы проявят свою истинно хаотическую форму, но они не желали. Наоборот, чем ближе я подходил, тем явственнее становились видны потрескавшиеся и закопченные фасады невысоких строений, черные пятна были не обычными тенями, а отверстиями, правда, расположенными не так равномерно, как оконные проемы, но таких огромных дыр, к тому же образующих почти правильные ряды, ни в одной из лунных скал до сих пор не обнаруживал никто. Неожиданно песок перестал осыпаться под ногами. Ботинки ударили в шероховатую стеклянистую поверхность, напоминавшую затвердевшую лаву, но это была не лава, а, пожалуй, расплавленный под действием высокой температуры и застывший песок. Стеклянистая скорлупа ярко горела на солнце и покрывала весь пологий склон, по которому я поднимался к руинам. Меня отделял от них довольно высокий холм, возвышающийся над всем районом, и, оказавшись на его вершине, я смог окинуть взглядом странные развалины и понял, почему их нельзя было увидеть с орбиты. Они были глубоко погружены в щебень. Будь это действительно развалины домов, я бы сказал, что щебень доходит до окон. С расстояния каких-нибудь трехсот метров они напоминали хорошо знакомую по фотографиям картину: селение, построенное из камня и развалившееся во время землетрясения. Кажется, в Иране есть такие селения. С орбиты их можно различить только вблизи терминатора, когда низко стоящее солнце просвечивает навылет их полуразвалившиеся и как бы взрывом деформированные оконные проемы. Однако я все еще не был уверен, не своеобразное ли это нагромождение скал, и решил подойти поближе. Что-то они мне не понравились, поэтому я взял в руки счетчик Гейгера и все время посматривал на его циферблат. Спускаясь с холма, я даже упал, поэтому включил штеккер «Гейгера» в розетку скафандра и теперь мог слышать его тиканье, если бы район оказался радиоактивным. Оказался, а как же, но только до половины противоположного склона. Едва я вступил на навал, окружающий приземистые дома без крыш с щербатыми стенами (теперь я уже не сомневался, что это не природное образование на Луне), как послышалось плотное пощелкивание. Больше того, щебень не разъезжался под ногами, как обычно бывает со щебнем, потому что был сплавлен в плотную массу. Походило на то, что в центре странного селения произошел взрыв, который долго излучал жар, так что руины, в которые оно превратилось, подплавились, образовав единое целое. Я уже находился совсем рядом с развалинами, но не приглядывался к ним, так как приходилось следить за каждым шагом, осторожно ставя тяжелые ботинки на острые выступы этого огромного террикона, чтобы не поскользнуться между камнями, а это было вовсе нетрудно. Только выше, уже напротив ближайших развалин, довольно крутой отвал перешел в стеклянистую поверхность, покрытую черноватыми полосами, похожими на сажу. Идти стало легче, я ускорил шаг и оказался у первого окна. Это было неправильной формы отверстие, вдавленное сверху нависшими камнями. Я заглянул внутрь и не сразу – там был плотный мрак – заметил какие-то лежавшие в беспорядке продолговатые предметы. Вползать через разбитое окно не хотелось, потому что при массивности моего дистантника я мог запросто в нем застрять. Я стал искать обходной путь. Коли есть окна, то и двери тоже должны быть. Однако я не нашел ни одной. Обходя строение, с такой гигантской силой вдавленное в грунт, что все оно растрескалось и сплющилось, я обнаружил в боковой стене достаточно широкую щель, через которую мог, наклонившись, протиснуться. Там, где солнечный свет непосредственно соседствует на Луне с тенью, световые контрасты настолько велики, что глаз не может с ними совладать, поэтому мне пришлось пройти в угол, нащупать раскинутыми руками стену и, прижавшись к ней спиной, закрыть глаза, чтобы приучить их к темноте. Просчитав про себя до ста, я осмотрелся.

Внутренность напоминала пещеру без кровли, что, впрочем, не делало ее светлее, потому что лунное небо черно, как ночь. И солнечный свет там нельзя узреть в виде светлого столба, падающего сверху через какое-нибудь отверстие, потому что его ничто не рассеивает, подобно воздуху и пыли на Земле. Солнце осталось снаружи и только белым горящим пятном освещало стену напротив угла, в котором я стоял. В ее отсвете у моих ног лежали три трупа. Так мне показалось в первый момент, потому что, хотя и были они почерневшими и деформированными, у них все-таки были ноги, руки, торсы, а у одного даже голова. Прищурив глаза и заслонившись от солнечного пятна рукой, чтобы оно не слепило, я присел над ближайшим из тел. Это не был труп человека, больше того, это вообще не были мертвые тела, ибо то, что мертво изначально, умереть не может. Еще не коснувшись останков, распростертых у моих ног, я понял, что это некое подобие манекена, но, пожалуй, не робота, потому что его вспоротый корпус был пуст. Если не считать немного песка и осколков щебня. Я осторожно потянул его за руку. Он был необычно легким, словно из пенопласта, черным, как уголь, без головы, но ее я заметил у стены. Она глядела на меня тремя пустыми глазницами. Разумеется, я удивился, почему тремя, а не двумя. Круглая ямка третьего глаза зияла пониже лба, там, где у человека находится основание носовой кости, но у странного манекена, пожалуй, никогда не было носа, да это и понятно, если учесть, что на Луне он совершенно не нужен. Остальные манекены тоже в общих чертах напоминали человека. Хотя их сильно покорежило, с первого взгляда было видно, что их человекоподобие и раньше было весьма приблизительным. У них были слишком длинные ноги, пожалуй, в полтора раза длиннее туловища, чересчур тонкие руки, которые к тому же выходили не из плеч, а как-то странно – одна из груди, другая из спины. Так могло случиться, если бы взрывной волной и обвалом повыкручивало конечности одному, но ведь не всем, и к тому же одинаково. Возможно, в определенных условиях, кто знает, и удобно иметь одну руку спереди, другую сзади. Сидя во тьме напротив яркого солнечного пятна в компании трех мертвяков, я неожиданно сообразил, что, кроме частого стука счетчика радиоактивности, не слышу ничего, а ведь уже несколько минут, если не больше, до меня перестал доходить голос Вивича. Последний раз я отвечал ему с вершины холма и не упомянул о своем открытии, ибо прежде хотел удостовериться, что не ошибся. Я вызвал базу, но по-прежнему быстро и тревожно трещал только мой «Гейгер». Радиоактивное заражение было значительным, однако я не стал терять времени на его измерение, ведь в любом случае мне как дистантнику оно не могло нанести вреда, но подумал, что радиосвязь нарушил какой-нибудь ионизированный газ, который выделяют растрескавшиеся камни поселка, так что в любой момент я могу потерять связь со своим кораблем. Это меня здорово напугало: мне вдруг показалось, что теперь я останусь здесь навсегда, но бояться-то было нечего, ведь, если бы связь прервалась, среди руин и щебня остался бы не я, а дистантник, я же пришел бы в себя на борту. Впрочем, пока признаков потери власти над дистантником я не ощущал. Мой корабль висел точно над поселком, двигаясь по стационарной орбите так, чтобы все время находиться в зените надо мной. Правда, никто не предвидел ни такого открытия, ни такой ситуации, но нахождение в зените оптимально при маневрировании дистантником, так как обеспечивает минимальное расстояние от дистандера, а значит, и минимальное запаздывание всех реакций. У Луны нет атмосферы, а плотность ионизированного газа или испарений минералов после взрыва была не слишком велика. Нарушилась ли связь базы с микропами, я не ведал, да и не беспокоился об этом; в данный момент мне больше хотелось узнать, что тут происходило, а после уже начать думать зачем и почему. Пятясь через вырыв в стене, я вытащил самый большой «труп», тот, у которого была целая голова. Я называю их трупами, хотя это вовсе и не трупы, но такое определение напрашивалось непроизвольно.