Аусиньш Эгерт - Дети серого ветра [СИ]

Что князю точно понравилось во всей шумихе вокруг новой колонии, так это новые иллюзии с полузверями-полулюдьми. Маги привозили видения из новых земель по ту сторону звезд. Их герои попадали в забавные истории и решали свои смешные проблемы так мило, что одной такой иллюзии хватало, чтобы потом три-четыре дня улыбаться каждому пустяку. Но колония есть колония: в таких местах гладко не бывает никогда. Последние месяцы новости были вроде бы и не настораживающими, но возникало подспудное ощущение, что происходит что-то не то. Да Шайни, разумеется, не делились сложностями, а шпионы и внук ничего внятного сказать не могли, кроме того, что наместник, молодой да Шайни, почему-то пошел вразнос, а что такое «пойти вразнос», услышанное из вторых рук, — поди угадай. Димитри и не угадывал. До того злосчастного утра, неотличимого от ночи.

Следующие две недели я провела в основном в сети. Личка разрывалась от сообщений, а число предложений принять в друзья измерялось сотнями. Впрочем, меня это скорее радовало. Я успела разругаться в пух и прах с ребятами из правительства в изгнании, пришедшими объяснять мне, что именно я хотела сказать своим Манифестом, что имела в виду и как именно планировала поддерживать их деятельность. Вслед за ними отправила по всем известному адресу бодрых пацанчиков Эмергова. На бегу «посветила мордой» нескольким телеканалам и едко прокомментировала новости на официальном сайте администрации Санкт-Петербурга, отхватив бан за вопрос, откуда именно они их размещают — из Московии или из Суоми, потому что «обычных граждан» в сети как не было, так и нет.

Я еще не знала точно, что именно ищу, но уже хорошо понимала, чего хочу. Тактика выжженной земли казалась мне единственной возможной в сложившихся условиях. Эмигрантские круги в Суоми питали надежды, что чужаки уберутся, но я видела другое. Озерный край был им нужен настолько, что они положили толпу своих, чтобы только поставить купол вокруг Соснового Бора и не пустить радиацию дальше. Когда Гарант отдал им Северо-Запад, многие верили, что это временный вариант, что протекторат империи долго не продержится, что мы, земляне, отберем у инопланетян их технологии и заживем долго и счастливо. Я только смеялась. Этим ребятам был нужен не край, не население, не земли и даже не богатства. То есть от всего названного они бы тоже не отказались, но это был скорее приятный бонус к основной их цели. Им нужны были порталы. Их собственная третья точка, похоже, единственно доступная из той дыры, откуда повылазили эти графы, герцоги, князья, маркизы и прочая шушера. Они были дикими, патлатыми и наглыми. И никаких технологий у них отобрать было нельзя, они их не имели. Все, что они так называли, на самом деле было магией — такой же, как моя собственная. Мне они мешали самим фактом своего существования. И теперь, когда стало нечего терять, я могла оторваться вволю. Пока — в сети, но это пока.

Через неделю после публикации Манифеста я проверила статус своей визы и рванула в Штаты. После аварии на ЛАЭС Источники, которыми пользовались пришельцы для того, что земляне считали технологиями, сдуло, как огонек свечи уносит ураганом. Я не знала, с чем это было связано, и мне они были нужны не меньше, чем им. Мои запасы кончались и их надо было пополнять. Это саалан, если им приспичит, опустошат ближайшую тюрьму, сделав себе живые Источники, точнее — разовые батарейки. Кстати, странно, что еще не попытались. Впрочем, может и попытались: Питер в сети не присутствует, они сами вряд ли сознаются, а местным просто нечем это рассказать. В любом случае оставалась надежда, что Источники есть на другой стороне планеты, и это стоило проверить. Было безумно обидно терять на это путешествие целых три дня, но других вариантов я не видела.

Мне не повезло. В Америке все оказалось так же глухо, как и на берегах Финского залива. Лондон, где я делала пересадку, «порадовал» дождями, туманами и полным отсутствием отклика в нужном месте. Источники молчали. А вот купол чужаков — стоял, и мне было не по-доброму интересно, за счет чего. Или кого. Я записала им это в счет, который я мысленно вела с две тысячи девятого года, когда наткнулась на них впервые, а в Питере никто и слыхом о них не слыхивал. Начинался он, кстати, с фразы: «Теперь портал в Стокгольм за час не построишь, надо ехать на поезде или на машине». В сеть по дороге я не вылезала, так что дома, в Хельсинки, меня ждал сюрприз — приглашение на ужин от старинного приятеля.

С Эгертом я познакомилась задолго до Вторжения, в Африке. Он считался независимым журналистом, я во время почти что просто путешествия оказалась в неудачное время в неудачном месте, посреди государственного переворота, стремительно переросшего в войну всех против всех. Выбраться из страны на его хвосте оказалось проще, чем искать дорогу самой. Как он сказал тогда, «белые должны помогать друг другу». Потом он пропадал и появлялся, я видела его статьи и фоторепортажи, мы пересекались в той же Африке и Южной Азии. После того, как Северо-Запад с какой-то мутноватой подачи из Питера сперва отделился от России, а затем началось Вторжение, Эгерт перебрался в Суоми и часто совершал вылазки в новообразовавшуюся республику. Я снимала гостей и их объекты для себя, но если за фото готовы заплатить — чего б не продать. Я не очень интересовалась, на кого он, чистокровный эстонец, рассказывающий о папе, который оказывался то шведом, то американцем, то финном, на самом деле работает, но это было и неважно: кто платит, тот и папа, чего же тут может быть непонятного.

У него всегда была классическая внешность для северянина-европейца: длинный, костистый, немного нескладный, не рыжий и не блондин, в бледных веснушках и в очках. Какой-то европеец, «некий никто». Отвернись от него — и через пять минут не выделишь из толпы, даже в Африке. И при его образе жизни это было крайне удобно, как раньше, так и теперь. А образ жизни и характер у него были совсем не такие, как могло показаться, если судить по внешности.

Теперь Эгерт прямо жаждал напоить меня кофе, от души накормить и поговорить в китайском ресторанчике в центре Хельсинки. Я ответила согласием, получила подтверждение и быстро побежала в душ. Ну опоздаю на четверть часа, и что теперь.

Эгерт меня уже ждал на мягком диванчике под красной шелковой лампой с иероглифами. И не просто ждал, а сделал заказ, почти угадав, выбирая, что я сегодня захочу съесть.

Он улыбнулся мне, я — ему, мы оба отдали должное блюдам и сливовому вину, которое уже года три как можно было найти в Питере только у контрабандистов за бешеные для города деньги, и Эгерт завел разговор, ради которого он организовал эту встречу.

— Я не буду спрашивать, как ты, — начал он, — это очевидно. Такие сильные тексты пишут кровью сердца, я не хотел бы задевать твои чувства снова.