Вера Крыжановская - Смерть планеты

– Знаю, я был здесь с Эбрамаром и наблюдал потрясающие картины богомольцев, стекавшихся в разные святые места. Бедные, в лохмотьях, с каким-нибудь грошом в кармане, шли странники из дальних концов страны, изнуренные долгой дорогой и голодные, но полные такой горячей веры, что всякая усталость и невзгоды забывались, едва они припадали к мощам святого или чудотворной иконе; а уж как затеплят бывало свою тоненькую свечку или держат в руке крошечную просвиру, для них наступал подлинный праздник. И как же чиста и сильна была молитва, возносившаяся из сердца этих обиженных судьбой! А сколько милостей изливали на них те, кого они приходили молить. Очищенные, ободренные, с новыми силами уходили они вновь на свое тяжелое земное странствование.

– Ах, учитель, есть ли достаточно суровая кара, чтобы наказать тех испорченных и лукавых, которые по слабости ли, беспечности, тщеславию или развращенности вырвали у этого народа поддерживавшую его веру, порвали связь его с Божеством, а благочестивых, добрых людей превратили в разбойников и ренегатов!

– Да, тяжкую ответственность взяли они на себя. Недаром говорил Христос: «Горе человеку, через которого соблазн приходит», и указал, что будет тому, «кто соблазнит одного из малых сих», – заметил Супрамати. – Но я удивляюсь все же, как мог так быстро пасть глубоко благочестивый народ и, не защищая, покинуть все, что целые века боготворил и почитал.

– Это было что-то вроде нравственной гангрены, но были и случаи сопротивления. Один из наших братьев, находившийся здесь во время последней революции, рассказывал мне, каким образом погибла Троице-Сергиева лавра. Возмущение разгоралось повсюду; людей обуяло безумие кощунства и ненависти к Богу. Оскверняли и жгли церкви, убивали где ни попало священников, а у Иверской произошел кровавый бой. Какой-то князь из старинной русской семьи с мечом в руках защищал древнюю святыню, но он был сражен и кровь его забрызгала икону, а трупы убитых завалили всю часовню, которая наконец сгорела; но что сталось с иконой – неизвестно. Ты понимаешь, учитель, что в такое время монастырю тоже ежедневно грозила опасность, как и оставшимся там иконам. Наиболее ревностные из них, готовясь к смерти, день и ночь молились у раки Преподобного. А в Москве между тем бесчинство достигло наивысшей степени, и, брат наш передавал, что творившееся там превзошло всякое воображение. Понятно, что негодяи решили уничтожить и монастырь, хотя не назначили точно дня; но привести свой гнусный план в исполнение они не успели.

Как-то ночью разразилась невиданная до того гроза; молнии вызывали пожары небывалых размеров, град убивал людей и животных, ураган с корнем вырывал деревья, срывал крыши, опрокидывал башни; а в довершение всего воды вышли из берегов. Круглые сутки бушевала буря; погибли тысячи людей и многие помешались от страха. Когда же наконец буря стихла, то Москва с окрестностями представляла поле кровопролитного сражения. Люди и очень тяжелые предметы подхватывались ветром и, как солома, разбрасывались на невероятное пространство. Древний монастырь также обратился в развалины. Буря сосредоточилась над ним и от молний вспыхнул пожар; а из колодца, вырытого Св. Сергием, хлынула пенистая вода, а другие подземные воды довершили разрушение лавры. Стены обрушились, и на их место залившая все вода нанесла кучи песка, и все это было усеяно трупами монахов и окрестных жителей. Какая участь постигла раку Преподобного, осталось невыясненным, но мощи исчезли; полагают, что монахи вынесли их тайным ходом. Исследовать это, однако, не пришлось, потому что суеверный страх гонит людей прочь от этого места.

Супрамати молча слушал рассказ Нивары и потом сказал, вздохнув:

– Безумные! Какой же ад кипит в их душе, если они с таким остервенением кидаются на все, что им напоминает Бога. Эта слепая толпа, покрывающая злосчастную землю преступлениями и смутой, обрекая ее на гибель, воображает, что будто этим планетным атомом и кончаются владения Творца?…

Мы приближаемся, учитель. Взгляни на город, это – Москва, а где беловатое облако над домом, там живут наши друзья, – оживленно пояснил Нивара.

Через несколько минут воздушное судно остановилось у башенки, и едва путешественники ступили на платформу, как с лестницы послышался звучный голос Нарайяны. Он радостно кричал:

– Вот они! Ах, какая прекрасная мысль явилась у вас повидаться с нами!

И с обычной своей стремительностью он схватил в объятия Супрамати и Нивару; за ним показался Дахир, который также горячо приветствовал друзей, а после обмена приветствиями все направились в столовую, где Нарайяна тотчас же принялся за приготовление завтрака.

– Знаете ли вы, где находитесь? – спросил он, ставя на стол серебряный кувшин с вином и корзину с громадной величины фруктами. – В древнем Кремле, то есть в остатках его. Став национальной собственностью, он был распродан с аукциона, а некто Гольденблюм купил Большой Дворец и переделал его в меблированный дом для достаточно богатых людей, могущих платить бешеные деньги. Внук этого молодца – наш хозяин; а так как я любитель древних и хороших вещей, то и снял весь дом для себя и Дахира. Таким образом, в этих залах, где проживали великие императоры, скромно ютятся два индусских принца, «миссионеры конца мира», – закончил Нарайяна со своим обычным неистощимым юмором.

– Трапеза скудная, предупреждаю, дорогие друзья, потому что съестные припасы не имеют прежнего вкуса и сочности; только вино не дурно. Оно из наших старых погребов, где Нарайяна хранит свои будто бы «неистощимые» запасы, – смеясь прибавил Дахир.

– Правда, все стало невкусно, точно старушка-земля хочет внушить нам отвращение к себе, чтобы мы о ней не жалели. На что деньги, и те не имеют прежней цены. Природа как будто с ума сошла; перемены температуры невыносимы: то полярный холод, то тропическая жара, и все скачками, без промежутков;

весны и осени почти не стало: с поразительной быстротой переходит с лета на зиму. Прибавьте к этому ужасающие ураганы, землетрясения, отравляющие миазмы, вдруг появляющиеся с моря или земли, от которых задыхаются люди. В растительном царстве тоже все пошло навыворот. Тепличные растения стали так плохи, что пробовали было вернуться к садоводству на открытом воздухе, но попытки не имели успеха: все либо мерзнет, либо горит, а не то поедается червями, и приходилось пить вино со вкусом серы или есть плоды без сока и запаха, напоминающие дерево; такую, словом, гадость, как вот эти.

Он схватил из корзины один фрукт и сердито швырнул его в угол; яблоко раскололось и обнаружило вялое, сухое мясо. Все посмеялись дурному расположению духа неисправимого обжоры.