Ник Перумов - Александровскiе кадеты. Том 2 [litres]

Илья Андреевич на уроках физики казался прежним – шумным, весёлым, он по-прежнему подначивал кадет, шутил и, направляясь к доске, неизменно насвистывал «Марш Радецкого».

Однако на третий день он – как бы невзначай – попросил Фёдора задержаться.

– Есть ли какие-то новости? – В лаборантской, узкой комнатке с полками до самого потолка, заставленными массивными физическими приборами и механическими устройствами, с Положинцева слетело всё его напускное веселье.

Федя огорчённо покачал головой.

– Никак нет…

– Молчит сестра?

– Молчит, Илья Андреевич.

– Гм… – Физик побарабанил пальцами. – Нельзя упускать эту ниточку, Фёдор. Я очень осторожно пытаюсь сейчас выяснить, действительно ли были произведены аресты в ту ночь. У меня есть знакомые среди петербургских присяжных поверенных. К сожалению, в Охранном отделении я никого не знаю. Вообще же хорошо было бы тебе поведать Вере, что, избежав задержания, она волей-неволей оказалась как бы не в большей опасности. Эсдеки, как и эсеры, – люди крайне недоверчивые, постоянно всех подозревают в «работе на охранку», выискивают у себя предателей и провокаторов, а найдя, расправляются беспощадно. Надо как-то убедить их, что Вера тут ни при чём – не важно даже, на самом деле она агент Охранного или выдумала это с ходу в разговоре с тобой.

У кадета похолодело внутри. А Илья Андреевич продолжал, всё тем же очень взрослым, негромким, спокойным голосом, от которого у Фёдора шли мурашки по спине:

– Они куда опаснее эсеров, друг мой Федя. Эсеры – они проще, понятнее. Земля – крестьянам, нет – черте осёдлости, свободу всему, что только можно. Они и террором-то занимались скорее с целью прославиться этакими геростратами, чем на деле что-то изменить. Вот Столыпин Пётр Аркадьевич – он меняет, на самом деле меняет!.. Правда, мало кто его понимает, но это уже другое. А вот эти эсдеки… во главе со Стариком…

– Там теперь скорее уж некий Бывалый заправляет, – осторожно вставил Фёдор.

– Вот именно, Бывалый. Бывалый, что заставляет стоять по струнке таких зубров, как Старик со Львом. Интересно, как у них с Кобой, у этого Бывалого?..

– Простите, Илья Андреевич – кто такой этот Коба?

– Лучше тебе, кадет, этого никогда не знать, – сухо обронил Положинцев. – Не знать и не узнавать… Если в двух словах – боевик. Умелый организатор «эксов», то есть ограблений банков, почтовых контор, служащих, перевозящих деньги. Но не только, далеко не только лишь… Впрочем, как я сказал, к нам он сейчас отношения не имеет. Это я уж просто так вспомнил, к слову пришлось, как говорится…

– Илья Андреевич, а как… а почему… почему вы столько о них знаете? – набравшись храбрости, выпалил Фёдор. – Или вы тоже в… в…

Это было так близко, как он только мог подойти к вопросу: «Вы ведь из будущего?»

Положинцев сел на высокий табурет, вздохнул, плечи его поникли.

– Нет, дорогой. Я не служу в жандармском корпусе, хотя, право же, такие, как я, там очень нужны. А эсдеки… У меня с ними личные счёты. Слежу за ними не один год. И знаешь, чем они опасны, Фёдор? Это фанатики. У эсеров таких тоже хватает, но там это в большинстве своём или позёры, болезненно жаждущие личного успеха, восторгов толпы и прочего, или люди, и впрямь пытающиеся что-то улучшить в бедной нашей России, хотя и неловко, и неумело. С эсерами, если пересажать бомбистов, можно говорить. Из них можно сделать нормальную политическую партию в Думе, левую конечно же, но… – Илья Андреевич виновато закашлялся. – Прости, Фёдор. Я увлёкся. Суть в том, что эсдеки – это голая идея. Идея столь радикального переустройства мира, что ты даже и представить себе не можешь!..

«Отчего ж не могу, – подумал Федя. – Очень даже могу!.. Даже не представить – я всё это видел. И… прав, наверное, был Костька Нифонтов – ничего такого уж страшного, град Петра стоит, люди ходят, автомоторы ездят, трамваи… а ещё и метро есть!.. А может, и не прав – если профессора Николая Михайловича вспомнить, что он говорил…»

– Тут надо будет пускаться в рассмотрения теории господина Маркса, но это не самое подходящее занятие для молодца-кадета. – Илья Андреевич попытался улыбнуться. – Да и времени на подобные разговоры у нас нет. Предупреди Веру, Фёдор. А ещё лучше ей бы уехать куда-нибудь подальше. Эсдеки публика подозрительная и пронырливая, но отыскать одну-единственную гимназистку на просторах Российской империи не столь тривиальная задача даже для них.

– Но если она уедет…

– То, думаешь, это будет подсказкой для смутьянов? – задумался Илья Андреевич, хотя на самом деле Федя ничего такого не думал, а просто хотел сказать «как же она уедет перед самым окончанием гимназии?». – Разумно, друг мой, разумно. Но, боюсь, иного выхода нет.

– А… а как же объяснить всё это? – беспомощно пролепетал Фёдор. В голове у него всё путалось. – Маме, папе? Как?

– Дай мне подумать. А пока – скажи сестре всё это, постарайся убедить быть очень осторожной.

Фёдор пообещал.

Государев смотр приближался, корпус охватило какое-то лихорадочное, почти болезненное напряжение. Мыли, чистили, наводили блеск на дверные ручки. Дядьки-старослужащие таскали лестницы, длинными перьевыми метёлками смахивая успевших поселиться в углах потолочной лепнины пауков. Средние возрасты оказались поголовно мобилизованы на натирку полов; старшая рота без устали отбивала парадный шаг на плацу и повторяла ружейные приёмы.

Лёвка Бобровский таки уговорил Фёдора совершить ещё один поиск в подвалах корпуса; это оказалось нетрудно: вокруг царила такая суматоха, что сейчас сюда прорвались бы, наверное, все без исключения эсеры с эсдеками, взбреди им такое в головы.

Однако потерна оказалась наглухо закрыта. Двери, что вели вниз из подвалов, – заменены новыми, обитыми железом и с настоящими замками, ножичком не откроешь. Лев, конечно, попытался пустить в ход свои знаменитые отмычки, однако не преуспел.

– Тренироваться надо, – выдохнул он, пряча инструменты в карман. – Тут для настоящего медвежатника работа, и то едва ль справится…

Люк, через который они проникли в потерну в самый первый раз, тоже оказался наглухо заперт; крест-накрест положены две железные полосы на больших висячих замках.

– Бомбистами тут и не пахнет, Лев, – вздохнул Фёдор, когда они выбрались наверх. – Сам видишь, какие запоры.

– Вижу. – Бобровский признавал очевидность, однако не сдавался. – Значит, надо искать другой выход, Слон, только и всего. И искать в стороне дворца.

– Погоди, а когда вас Ромашкевич с Коссартом выводили, вы же…

– Ты забыл. Мы через подвалы уходили… Кстати! – оживился Лев. – Выход-то из них – знаешь, где был? В кирасирских казармах, представь себе! Корпус-то с ними сообщался, оказывается!