Филип Фармер - Любовники. Плоть [сборник litres]

Сейчас Стэггу хотелось, чтобы перерезали глотки всем пант-эльфам, сколько бы их ни было. Руки и ноги начинали нестерпимо болеть. Он чуть ли не вопил от боли, но понимал, что пант-эльфы снова его вырубят, чтобы замолчал. Кроме того, он не хотел доставлять им удовольствие, показывая, что ему больно.

Налетчики связали ему руки за спиной, на шею надели петлю и пообещали при первом подозрительном движении всадить нож в спину. Потом толкнули вперед.

Вначале Стэгг не был способен на рысь. Но потом кровообращение в ногах восстановилось, боль поутихла, и он смог держаться наравне с остальными. Это было хорошо, потому что стоило ему оступиться, и петля тут же сжимала горло, прерывая дыхание.

Они бежали вниз по какому-то редколесью. Налетчиков было около сорока, они передвигались двумя колоннами, вооруженные палашами, ассегаями, палицами, луками со стрелами. Доспехов на них не было, наверное, для увеличения подвижности. Волосы они носили не длинными, как дисийские мужчины, а очень коротко подстриженными. Лица выглядели несколько странно из-за широких темных усов. Это были первые люди с растительностью на лице, которых он увидел после возвращения на Землю.

Они вышли из лесов и подошли к берегу Гудзона. Теперь он пригляделся к пант-эльфам поближе и увидел, что усы у них вытатуированы или нарисованы.

И у каждого на груди большими буквами было вытатуировано слово «МАТЬ».

Пленников было семеро: он, пять жриц и – сердце подпрыгнуло – Мэри Кейси! У всех у них руки тоже были связаны за спиной. Стэгг попытался потянуться к Мэри Кейси и шепнуть ей словцо-другое, но веревка на шее дернула его назад.

Отряд остановился. Часть воинов занялась разбрасыванием сухих веток. Очень быстро они извлекли из кучи веток несколько больших каноэ, ловко спрятанных в выемке почвы, и отнесли их к реке.

Пленников заставили войти в каноэ, по одному в каждое, и эскадра двинулась к другому берегу.

Достигнув его, воины столкнули все каноэ в воду, чтобы течение унесло их прочь. Отряд пустился рысью по лесу. Время от времени какая-нибудь пленница спотыкалась и падала на колени или лицом в землю. Пант-эльфы поднимали ее пинками и грозили перерезать женщинам глотку, если те не перестанут вести себя как неуклюжие коровы.

Однажды упала Мэри Кейси. Кто-то пнул ее ногой в ребра, и она скорчилась от боли. Стэгг заревел от ярости:

– Если мне удастся освободиться, пант-эльф, я тебе руки оторву и вокруг шеи обмотаю!

Пант-эльф захихикал:

– Давай, милашка! Какое удовольствие оказаться в руках такого мужчины, как ты!

– Заткнись, ради Матери! – проворчал предводитель. – Что у нас тут, военный набег или вечеринка с охочими молодками?

Дальше двигались молча: часть времени бежали, потом шли. К рассвету покрыли много миль. Тропа вилась среди многочисленных холмов.

Вскоре после того как горизонт на востоке побелел, предводитель приказал остановиться.

– Замаскируемся и будем спать до полудня. Потом, если местность окажется достаточно пустынной, двинем дальше. Днем сможем пройти большее расстояние, хотя и возрастут шансы попасться врагу на глаза.

Они нашли грот, образованный нависающим утесом. Там каждый воин разостлал на жесткой земле единственное одеяло, и через несколько минут все спали, кроме часовых, оставленных для охраны пленников и наблюдения – не покажутся ли дисийцы.

И кроме Стэгга. Он тихо позвал часового:

– Эй, я не могу спать! Я голоден!

– Поешь вместе с остальными, – ответил часовой. – Если, конечно, у тебя найдется чем набить брюхо.

– Ты не понимаешь, – сказал Стэгг. – У меня не нормальная человеческая потребность в еде. Если я не буду есть каждые четыре часа, притом вдвое больше обычного мужчины, мое тело начнет само пожирать себя. Это из-за рогов. Чтобы остаться в живых, мне нужно жрать, как быку.

– Я дам тебе сена, – ответил часовой, заливаясь тихим смехом.

У Стэгга за спиной кто-то шепнул:

– Не волнуйся, миленький, я дам тебе поесть. Нельзя же, чтобы такой потрясающе красивый мужчина помер с голоду. Вот уж была бы потеря!

Раздалось какое-то шуршание, будто открывали рюкзак. Часовые пригляделись и заухмылялись.

– Похоже, ты покорил Абнера, – сказал один. – Только его дружку Люку это совсем не понравится, когда он проснется.

– Хорошо еще, что не Абнеру жрать охота, – отозвался другой. – А то он бы тебя съел. Ха-ха!

Шептавший вышел на свет, встав так, чтобы Стэгг мог его видеть. Это был тот коротышка, который с вечера так откровенно восхищался Стэггом. Он держал каравай, два больших ломтя ветчины и фляжку.

– Давай-ка, детка, садись. Сейчас мамочка покормит большого Рогатика.

Часовые засмеялись, но вполголоса. Стэгг покраснел, но отказаться от еды не мог. Он ощущал бушующий в нем огонь, плоть переваривала плоть.

Коротышка был малым лет двадцати, низеньким и узкобедрым. У него, в отличие от прочих пант-эльфов, волосы не были острижены под ежик, а вились пшеничными кудрями. Лицо у него было таким, какое женщины обычно называют «миловидным», хотя и странным из-за нарисованных усов. Большие черные глаза обрамляли очень длинные темные ресницы. Зубы были настолько белы, что казались фальшивыми, а язык – ярко-красным, быть может, из-за чего-то, похожего на резину, что он все время жевал.

Стэггу была противна мысль быть обязанным такому, как Абнер, но рот рефлекторно раскрылся и проглотил еду.

– Ну вот, – сказал Абнер, поглаживая панты Стэгга и запустив длинные тонкие пальцы в его шевелюру. – Теперь Рогатику лучше? Не хочет ли он в благодарность подарить мне поцелуйчик?

– Рогатик вышибет из тебя дух, если подойдешь еще хоть на шаг, – ответил Стэгг.

У Абнера округлились глаза. Он отступил назад, огорченно надув губы.

– Разве хорошо так обращаться с другом, который спас тебя от голодной смерти? – спросил он обиженно.

– Признаю, что плохо, – сказал Стэгг. – Но я лишь хотел предупредить тебя, что, если попробуешь сделать то, что у тебя, по-моему, на уме, будешь убит.

Абнер улыбнулся и похлопал длинными ресницами:

– Ну, через глупые предрассудки ты, детка, сможешь переступить! Да к тому же я слыхал, что вы, рогатые, жуть как охочи и, когда встанет, ничто вас не остановит. Что ты будешь делать, когда рядом не окажется ни одной женщины?

Он скривил губы от отвращения при этом слове. «Женщина» – это вольный перевод употребленного им слова, которое во времена Стэгга использовалось в пренебрежительном или нейтрально-анатомическом смысле. Позже Стэгг услышал, что пант-эльфские мужчины всегда между собой называют женщин этим словом, хотя в их присутствии называют своих подруг «ангелами».

– Что будет – то будет, – ответил Стэгг, закрыл глаза и провалился в сон.