Шамиль Идиатуллин - Всё как у людей [сборник litres]

К официальному разговору готовятся, понял Данька. Он знал, что такой разговор называется собеседованием или интервью, как по телеку. Расскажу потом, что, как звезда, интервью давал, подумал Данька, беззвучно хихикая, но веселье тут же растворилось в совсем большом и остром чувстве приближающегося счастья. Скоро у него будет Громовик. Кареглазый. Вот прямо сейчас.

Прямо сейчас не получилось – в дальнюю дверь никто не входил и в кресло не усаживался.

И Данька с мамой, в отличие от соседей, стульев не занимали. Хотелось сказать, что не больно и хотелось, весь день ведь почти сидели. Но сесть хотелось, очень. И от усталости, и от нервов, и от невыносимой уже близости счастья. Колени ощущались как ноющая пустота, и лимонад с печеньем превратились в прохладный туман.

Наконец Данька украдкой оперся о спинку стула, и мама сразу заметила – как, в общем, и планировалось. Она прислонила чемодан к стенке, сняла с Данькиных плеч и поставила на пол рюкзак и велела садиться. Сама не села, а встала рядом, поглаживая Даньку по голове и плечу. Данька такого не любил и обычно досадливо уклонялся, но сейчас решил перетерпеть.

В соседних кабинках появились дядьки, почти одинаковые, в костюмах, темноволосые и худые. Данька заметался глазами, сравнивая. Нет, все-таки не близнецы. В дальних кабинетиках, вид на которые Даньке заслоняли соседи, тоже вроде бы началось шевеление, но вглядеться не удалось. Дверь за креслом беззвучно ушла в сторону и вернулась – и перед ними уже стояла тетка почему-то, а не дядька. Круглая и хмурая.

Даньке это показалось плохим знаком. Он не ошибся.

– Без приглашения вообще-то не входят, – буркнула, усаживаясь, тетка в ответ на мамино «Здравствуйте». Данька тоже поздоровался, но сам себя почти не расслышал.

– Нас вообще-то пригласили, – запнувшись, сказала мама.

– Кто? – спросила тетка, вообще не глядя на них. Она копошилась в ящиках стола, чем-то там шелестя и погромыхивая.

Мама показала за спину, где остался охранник. Тетка, как ни странно, увидела – или догадалась.

– А, этот. Вы бы еще дворника послушали.

– Знаете что, – сказала мама, багровея, – вы у себя сперва разберитесь…

Данька вцепился в стул и уставился в обтянутые брюками коленки. Стрелки даже на натянутых штанинах топорщились, как утром, – мама нагладила их, похоже, навсегда.

– Ладно, ладно, достаточно, – сказала тетка. – Устроили тут. Давайте.

Она похлопала по столу. Мама вытащила пачку листков из прозрачной папки и положила перед теткой. Тетка, опять не глядя, отпихнула стопку так, что листки рассыпались и чудом не спорхнули на пол.

– Что вы мне суете. Направление давайте.

– Оно сверху лежит, – сказала мама, не двигаясь.

Тетка подождала, помотала головой, кряхтя, дотянулась через стол до рассыпавшихся листков и подтянула их к себе, сводя толстыми наманикюренными пальцами в перстнях в аккуратную стопку. Ловко так. И принялась молча листать и шелестеть.

Мама постояла некоторое время, прожигая тетку прищуренным взглядом, широко шагнула и села на стул – на самый краешек.

Тетка перебирала бумаги и бормотала: «Так, копия паспорта… Свидетельства… О-мэ-эс, обе… Справка из школы…» Подняла голову и спросила, кажется, с ленивым торжеством:

– А опекунское?

– И опекунское, и завещание там, – твердо ответила мама.

– Что-то не нахожу, – пробормотала тетка, шелестя листками. – А, вот.

И зашелестела дальше, бурча: «Опекунское, копия, завещание, отказ от претензий…» Данька посмотрел на маму с гордостью – какая она все-таки победная, как здорово держится и одолевает всех нахальных дураков. Мама тоже посмотрела на Даньку. Как-то отчаянно. Глаза у нее блестели, губы были белыми, костяшки пальцев тоже – она, как Данька, стиснула край стула. Данька понял, что мама сейчас передумает. Встанет, извинится перед нахальной теткой, подхватит Даньку с вещами и убежит. Может, вещи даже бросит. И Данька останется без Громовика. И получится, что он всех обманул. И как докажешь, что это его обманули. Опять.

– Ну мам, – сказал он почти беззвучно. – Ты обещала.

Глаза у мамы дернулись от двери к двери. Она разомкнула будто склеенные губы, подбирая, наверное, слова. И тут тетка оторвалась от бумаг и спросила непонимающе:

– Громовик?

– Кареглазый, – поспешно уточнил Данька.

– Это… игрушка?

– Это не игрушка, – оскорбленно начал Данька, но мама поспешно перебила:

– Да-да.

Тетка смешно булькнула и спросила, не отрывая глаз от мамы:

– То есть вы из-за игрушки… Вы понимаете, на что идете из-за игрушки? Он вас, думаете, любить больше будет, ценить? Вы вообще…

– Да, да, да! – сказала мама, и каждое «да» было громче и звонче предыдущего.

Тетка вздрогнула, привстала и всем большим туловищем, как башня танка, повернулась к Даньке.

– Мальчик, а ты знаешь…

Даньке в нос ударила неприятная смесь запахов – сладких духов, пота и еще чего-то знакомого и очень здесь ненужного.

– Прекратите, – скомандовала мама. – Немедленно. Вам неприятности нужны?

Она опять была красивой, решительной и победной.

Тетка развернулась к ней, опершись на руки, которые с трудом удерживали такую массу, еще и покрасневшую да с вылезшим подбородком. Заорет – тоже заору, нельзя так на маму, подумал Данька. Но тетка сказала почти шепотом:

– Женщина, ну вы ведь… Вы ведь знаете, на что идете. Из-за игрушки?

– Какая разница, – горько сказала мама, тоже почти шепотом.

Тетка некоторое время хлопала густо накрашенными ресницами, медленно развернулась вправо, потом влево. Данька машинально проследил за ее взглядом. За окнами не было ничего интересного – пожилой дядька часто кивал, гладя сына по кудрявой башке, а толстая тетенька, некрасиво морщась, сморкалась в платочек, пока дочь и дядька брезгливо смотрели мимо.

Тут Данька вздрогнул, потому что обнаружил, что служащая смотрит уже на него, неудобно перекосившись в кресле. Данька опустил глаза, но потом разозлился. Он что-то плохое сделал, что ли?

Данька вскинул взгляд, но победить тетку в гляделки не удалось. Она со скрежетом, как холодильник по железному люку, отодвинула кресло, которое вообще-то умело беззвучно ездить на колесиках, и вышла, катнув последнюю волну запахов. Лапша из коробки это была, вот что за неопознанный запах. Лапшу Данька любил, но сейчас она была вообще никуда и низачем.

Данька растерянно посмотрел на маму. Она поморгала, нерешительно улыбнулась и привстала, явно собираясь окликнуть дядек за стеклом, не обращавших на маму с Данькой внимания, или даже пройти за дверь и привести кого надо. Но дверь опять убралась и вернулась, поставив в комнату дядьку. Примерно такого же, как в соседних кабинетах, при костюме, только постарше, поэтому не такого темноволосого.