Ксения Букша - Время вышло. Современная русская антиутопия [сборник litres]

За кофейным по залу брёл сострадатель. Он безумно бормотал неразборчивое, дёргал пассажиров за рукава, подставлял мятое лицо, беззубо улыбался, но с утра жертвовали мало, и сострадатель не особо старался, ожидая жирного вечера.

Объявили прибытие. Вокзал ожил, пассажиры спешили в зал посадки, соискатели выдавливались на перрон.

В зал посадки с толпой затащило сострадателя, он стонал и пытался выбраться, но пассажиры тянули его к посадочному шлюзу.

Сияющая игла экспресса возникла над перроном, подняв снежный вихрь. Объявили посадку, шлюз открылся, и пассажиры устремились к вагонам. Арсений прижал сейф-сьют плотнее и тоже стал проталкиваться к выходу. В узком створе шлюза его прижало к сострадателю, и они пребольно стукнулись лбами. Сострадатель завыл, Арсений, не успев извиниться, был внесён в вагон.

Пассажиры рассредоточились по салону, Арсений поместил сейф-сьют в холдер и устроился на своём обычном месте у окна, справа по ходу состава. Отсюда была видна платформа загрузки, плотно забитая соискателями, давившимися за места.

Арсений почувствовал, как ноют пальцы. Вчера у Митридата была тримминг-пятница, и пришлось постараться. Теперь суставы болели и слегка припухли. Арсений нащупал в кармане каучуковый эспандер и стал разминать кисти. Пальцы в последнее время болели всё чаще, шерсть у Митридата становилась грубее, а подшёрсток гуще, «Турбо» помогал слабо, требовалось что-нибудь помощнее.

Проводница провозгласила отправление, Арсений почувствовал, как заныли зубы, – под вагоном заработали компенсаторы инерции, поезд стартовал, вокзал исчез в снежном взрыве, мир за окном слился в однородную серую полосу.

Экспресс набирал скорость, Арсений нашёл наушники и стал аудировать Рильке. Рильке звучал яростно, и Арсений закрыл глаза, и Рильке явился к нему – растрёпанный, с диким взглядом, гениальный, Рильке грохотал свои звучные лиры, хохотал и сочно хрустел малосольным огурцом, экспресс вышел на вторую крейсерскую и серебристой пулей летел к западу, Арсений думал про Рильке. Очень сильно его жалел, ведь Рильке угораздило родиться в унылом девятнадцатом веке, времени прекрасных поэтов и совершенно негодного мира. Поэзия выгорела задолго до того, как пришло её подлинное время. Рильке бы понравилось сейчас. Он воспел бы первые лодки на марсианских каналах, хрустальные лунные купола и золотые пещеры Меркурия, интерджеты и спрайты, хлад Энцелада и красоту Европы, и Оберон, и Ио, и Млечный Путь, ставший ближе.

Экспресс начал замедляться, гул компенсаторов стал интенсивнее, и Арсений добавил громкости в наушниках.

Последняя остановка перед городом. Экспресс завис над рельсами. Арсений поглядел в окно. Он не увидел вокзала, только соискателей, те стремились к дальним вагонам, поезд словно втягивал их, но меньше соискателей не становилось.

Остановка три минуты, в первый вагон обычно садилось несколько человек, но в это утро вошло неожиданно много. Арсений поморщился. Он не любил, когда вагон был полон, пассажиры своим присутствием мешали аудированию, и, чтобы не отвлекаться на присутствующих, Арсений надевал солнцезащитные очки.

Но в это утро Арсений не успел надеть очки – на свободном месте напротив устроилась выразительная девица в универсальной форме. Арсений видел эту девицу впервые, но сразу понял, что она стюардесса. Обязательно стюардесса, вполне может быть, фактура подходящая и надменное лицо, точно, стюардесса. Из экономии живёт за периметром, но на работу мотается в центр, чтобы не привлекать внимания, прикидывается оператором рецикла…

Арсений представил, сколько зарабатывает стюардесса. Если бы Марта стала стюардессой… Это бы всё облегчило. И упростило. Можно было бы переехать ближе, дорога занимала бы не три часа, а всего лишь два. Господи, какое счастье – два часа в дороге…

Но Марту не возьмут в стюардессы никогда, с лицевыми имплантами не берут даже в официантки. Стюардесса. Рильке бы описал её во многих чудесных строках.

Три минуты прошло, экспресс стартовал.

Девушка поморщилась. Почти незаметно, кончиком носа. Поморщилась и посмотрела в сторону соискательского вагона. Точно стюардесса. Причём высокого класса, наверняка международные рейсы. Обладает отличным обонянием и при этом вежлива – почувствовала вонь и дала понять, что это вовсе не от Арсения, это со стороны соискателей. Зачем она живёт за периметром? Такая девушка…

Наверняка её зовут Элеонора. Нет, Эльза, абсолютно Эльза. Сейчас.

За годы поездок в экспрессе Арсений научился определять этот момент с точностью до вдоха. Арсений мог не смотреть в окно, это совершенно незачем, он знал – сейчас. Иногда он считал, но никогда не выходил из двух десятков секунд.

Стемнело и загрохотало.

Экспресс погрузился в туннель, скорость упала вчетверо, люди в салоне оживились. Пятьдесят километров. Через сорок минут прибытие.

Такая девушка легко могла жить в пределах внешнего кольца. Девушка двадцатый километр. Девушка-мечта.

Стюардесса перестала смотреть на Арсения. Эльза.

Пассажиры доставали сейф-сьюты, заходили в туалеты, переодевались. В кресла уже никто не возвращался, стояли в проходах и на площадках, молчали. Арсений занял очередь в туалет, через двадцать километров переоделся. Костюм № 2. Флоэма.

Эльза успела сменить комбинезон на строгое партикулярное платье. Арсений улыбнулся, но Эльза не заметила этого, вернее, заметила, но вниманием не удостоила.

Арсений вздохнул, надвинул наушники. Рильке уступил Анненскому, лиры Анненского были ничуть не менее прекрасны, однако сам поэт нравился Арсению меньше, выглядел слишком благополучно, его было сложно представить в сияющих ледниках и глетчерах Энцелада.

Состав проносился сквозь рамки биозащиты, в салоне вспыхивал зелёный лазерный дым, по стенам и под потолком играли похожие на иглы молнии.

Город приближался, скорость продолжала уменьшаться.

Зелёный дым стал гуще, воздух наполнился электричеством, от этого пересохло в горле, и Арсений попил воды. Эльза сидела с отсутствующим лицом.

Зелёный дым сменился красным. Арсений достал портлинз и вставил в глаза сапфиры.

Эльза сделала то же самое, правда, линзы у неё были не бесцветные, как у Арсения, а оранжевые. Оранжевые глаза ей шли, впрочем, смотрела она исключительно в потолок.

Поезд прибывал к Восточному терминалу. Он грохотал по глухому туннелю, за окнами мелькали навигационные огни, красные и синие, в вагон проникал отражающийся от стен гул колёс.