Глен Кук - Темная война

Ей нравились ветер, холод и открывавшийся со стены вид. Более того, ей нравилось, что к ней никто не приблизится внезапно, не дав привести мысли в порядок. Лишь немногие могли и осмеливались вторгаться в ее владения — к примеру, старшая и хлес Гибани, — но и они не поступили бы так без серьезной причины.

Река Хусген снова замерзла. Силты заставляли десятки беженцев рубить лед, чтобы тот не забивал ведущие к энергостанции трубы. Зима была еще более суровой, чем предыдущие две, и каждая ставила рекорды, принося новые бедствия. Бурь в этом году было меньше, как и снега, но ветер оставался столь же яростным, а когти холода — острее, чем когда-либо. Ледяной ветер пробирался даже в сердце крепости, передразнивая ревущее пламя, пылавшее в каждом очаге. Край леса, отстоявший на треть мили от границы вспаханной земли, прошлым летом отступил еще на двести ярдов. Валежник приходилось собирать во многих милях вокруг. Все закоулки крепости были забиты дровами. И тем не менее Брайдик пробирала дрожь, когда она прикидывала расход топлива на оставшееся время.

Отряды фуражиров этой зимой не покидали крепость. Никому не позволялось выходить за пределы, в которых простиралась совместная мощь силт Акарда. Ходили слухи, будто ни один кочевник в эту зиму не остался в Жотаке.

В ту первую суровую зиму на юг их пришло относительно немного. Несмотря на гибель Дегнанов, большинство стай Верхнего Поната выжили. Тех немногих кочевников, которые не сбежали на север, уничтожили силты. Во вторую зиму погибла половина стай Верхнего Поната, а последовавшим летом постоянно лилась кровь — силты пытались одолеть полчища кочевников, стремившихся удержаться в захваченных стойбищах. Многие кочевники погибли, но силтам не удалось их изгнать полностью.

У кочевников больше не было верлена, который бы их возглавил, но они в нем и не нуждались, слившись в одну огромную сверхстаю. В этом году северная орда явилась рано, во время сбора урожая. Силты делали все возможное, но дикарей не пугали ни резня, ни колдовство силт. Всегда находились более отчаянные стаи, приходившие на место тех, кого поглотила ярость Рюгге.

Большинство выживших стойбищ уничтожили или захватили. Брайдик предсказывала, что с наступлением весны никто из кочевников не уйдет безнаказанным.

Марика чувствовала, что третья зима ее изгнания означает конец Верхнего Поната как рубежа цивилизации. В этом году передовые отряды кочевников устремились далеко на юг от Акарда. Обойдя крепость по широкой дуге, они двинулись вдоль русла Хайнлин, превратившегося в извилистую ледяную дорогу, несущую их угрозу в южные земли. Лишь еще один оплот цивилизации оставался невредимым — крепость торговцев ниже по течению, Критца.

Марика видела Критцу лишь однажды и издалека, во время охоты на кочевников прошлым летом, — огромное каменное сооружение, столь же неприступное, как и Акард. Там тоже приютили множество беженцев — даже больше, чем в Акарде, поскольку торговцев не боялись так, как силт.

Не боялись их и кочевники. Дикари атаковали Критцу один раз на вторую зиму и уже дважды в этом году, но безуспешно. Говорили, будто у торговцев есть много неизвестного и ужасного оружия. Кочевники оставили у стен Критцы сотни своих мертвецов.

Марика почти ничего не знала о Критце, пока не увидела ее сама. Тогда ее удивило, что силты закрывают глаза на столь независимую силу в своих владениях, к тому же находящуюся в лапах самцов. К самцам силты относились с крайним предубеждением, перед которым меркли любые предрассудки мет Верхнего Поната.

Неоскопленные самцы в Акард не допускались, что легло страшным бременем на плечи тех немногих выживших, которые бежали в крепость. Особенно стай, которые надеялись когда-нибудь восстановить численность.

Чуть ниже того места, где стояла Марика, располагалось небольшое поселение неоскопленных самцов. Они цеплялись за жизнь в прилепившихся к стене хижинах, моля Всеединое о помощи, не получив ее от тех, кто должен их защищать. С ними остались даже несколько особо упрямых охотниц, не желавших склоняться перед требованиями силт.

Марика подозревала, что, когда переход станет не столь рискованным, все эти меты переберутся в Критцу.

Но как Критца вообще могла существовать? У старых силт не находилось доброго слова в адрес торговцев, и никто не доверял им даже на самую малость. Они воспринимали их как самцов-одиночек, угрозу их абсолютной власти — хотя бы уже потому, что те разносили новости по стойбищам.

Брайдик говорила, что торговцы необходимы для поддержания равновесия. Они занимали общепризнанную нишу в подчинявшемся не столь строгим законам обществе юга, нишу, которую признавали все сестринства. Силтам не нравилось братство торговцев, но они вынуждены были принимать его как данность — пока торговцы соблюдали некоторые профессиональные границы.

Марика вздрогнула от порыва яростного ветра, созерцая открывавшиеся перед ней владения крепости. Никогда еще за всю историю Акарда, уходившую в прошлое на многие века до прихода Дегнанов в Верхний Понат, зима не была столь суровой. А если вспомнить, что их таких уже три подряд и каждая хуже предыдущей…

Марика попыталась вспомнить зимы до прихода кочевников и рассказы Мудрых о холодных временах года. Но у нее остались лишь смутные воспоминания о жалобах, что зимы стали хуже, чем во времена их молодости. Охотницы лишь насмехались над ними, заявляя, что это всего лишь старость.

Но Мудрые оказались правы. Прошедшие три зимы вовсе не были случайностью. Сестры говорили, что зимы становятся все суровее и так происходит уже больше одного поколения. Более того, они утверждали, что это только начало и погода станет еще хуже, прежде чем наконец начнет улучшаться. Но какая разница? Повлиять на это она все равно никак не могла. То был цикл, которому она не видела конца. Брайдик говорила, что пройдут века, прежде чем цикл развернется обратно, и еще века, прежде чем погода вновь придет в норму.

Марика заметила знакомую фигуру, взбиравшуюся по предательски обледеневшим ступеням, ведшим на стену, но никак не отозвалась, хотя знала, что это Грауэл. Грауэл, которую она не видела несколько недель и по которой скучала, — и все же…

Пригибаясь на ветру, Грауэл подошла ближе, намереваясь вторгнуться в личное пространство Марики. Зубы ее стучали.

— Что ты тут делаешь в такую погоду, щена? Простудишься насмерть.

— Мне тут нравится, Грауэл. Особенно в это время года. Можно прийти сюда и поразмышлять, зная, что никто тебе не помешает.

Грауэл сделала вид, будто не поняла намек.

— Там, внизу, говорят о тебе, щена. — Марика отметила ее семейно-неформальный тон, на который Грауэл даже теперь переходила лишь в минуты особого волнения, но осталась столь же равнодушной. — Я только что слышала, — продолжала Грауэл. — Горри опять говорила со старшей. Злобно, как и всегда, но на этот раз, как мне показалось, она нашла сочувствующую слушательницу. Что ты натворила?