Игорь Давыдов - Viva la Post Mortem, или Слава Послесмертью [СИ]

Но это всё лирика. Мелочи, по сути, не меняющие основную стратегию. Не забывай о защите, уничтожай ключевые вражеские силы одними и теми же заклинаниями да не забывай переставлять ноги.

И закончился этот вялый бой даже немного раньше, чем Броня рассчитывала.

Судя по всему, уже на половине пути противник осознал, что его запасы высоконасыщенного праха, хоть и велики, но не безграничны. Остаток пути до границы между районами прошёл, скорей, в атмосфере взаимных недовольных гляделок с редким обменом серьёзными, хоть на что-то влияющими атаками, нежели в условиях, хоть сколько-нибудь напоминающих настоящее столкновение некромагов.

Так что, неудивительно, что главными эмоциями по окончании побега было не чувство облегчения от смены опасной обстановки на спокойную, а раздражение из-за того, как же сильно чешется преющее под доспехом грязное тело. К сожалению, при облачении попросту не было времени избавиться от тонкого слоя крови, в которой девушка измазалась от кончиков волос до самых щиколоток.

Да, подобные детали совершенно негероичны. О них редко упоминают в сагах и рассказах. Однако, именно это и было типичной геройской рутиной. Ведь герои либо доводят абсолютно любую ситуацию до рутины, либо долго не живут. Пожарные, полицейские, медики, военные, спасатели, некромаги. Каждый из них, кто продержался на своей опасной морально и физически работе достаточно долго, постепенно начинает воспринимать её, именно как рутину, где, в идеале, на каждую внештатную ситуацию есть готовая и максимально выверенная инструкция.

И постепенно тебя начинают волновать иные вещи, нежели в самом начале пути. Ты черствеешь. Это естественная психологическая защита. Древний процесс адаптации к стрессовой ситуации. Либо ты станешь крепче, чем ты был, либо просто сойдёшь с ума. Совершенно ненормально каждый раз реагировать на одну и ту же стрессовую ситуацию, словно сталкиваешься с ней впервые.

Но то был внутренний мир синеглазки, а вот мир снаружи не выглядел столь мрачно: парк на побережье Влтавы, освещённый рядами безликих, но исправно выполняющих свою работу фонарей смотрелся красиво даже в ненастную погоду после захода солнца. Особенно в ненастную погоду. Просторные мощённые дорожки, вдоль которых, словно бы потусторонние стражи, столи молчаливые деревья, не спешившие переодеваться в соответствующие осенней моде пёстрые одеяния, дарили разом ощущение и свободы и комфортной отрешённости от внешнего мира.

А вот на что стала похожа та часть парка, в которой проходил бой с использованием высоконасыщенного праха, даже думать не хотелось. Понятное дело, что лучше маршрута для отступления из Хотски было не придумать — не через дворы спальных кварталов же идти, право слово, — однако даже если не ты являешься инициатором разрушений, мерзковатый осадочек всё равно остаётся на душе.

— Отлично справились, панове, — голос Дарка звучал уж как-то слишком натужно. — Надо будет устраивать такое… каждую третью субботу месяца.

С этими словами молодой человек вдруг пошатнулся и начал оседать на землю, как гомункул, у которого кончился магический заряд. Так бы Маллой-младший и плюхнулся бы ничком, если бы его вовремя не подхватил под мышки Гало.

— Что с ним?! — тут же заволновалась Броня, пытаясь углядеть протекающую сквозь доспехи кровь. Тщетно. Пытаться высмотреть подобное ночью на одеянии, сочетающем чёрное с красным — затея не из лучших. — Контур разомкнулся?

— Не должен, — выкрикнула спешащая на помощь начальству Туна. — По крайней мере, ещё часа четыре.

Насколько суетились девушки, настолько же был спокоен пан Штернберк.

— Фортуна, дорогая, а ты своему другу дыхание подправляла? — спокойно спросил он.

— Разумеется! — ответила она, магией срывая с Даркена нагрудник. — У него нижнюю часть лёгких отрезало, плюс, надо было убрать из них кровь. Я ещё и функцию насыщения мозга кислородом перекинула с сердца на специальный контур.

Выглядел торс молодого человека, если честно, “так себе”. Нет, речь не о физической форме юного пана Маллоя: с этим у него всё было в порядке. И рельеф грудных мышц на месте, и даже кубики на животе легко угадывались. Глупо было бы ожидать иного от одного из тройки лучших бойцов потока.

Речь шла, скорей, о том, насколько Дарк оказался побит. И пусть говорят, что шрамы украшают мужчину, но ведь всему надо знать меру. Переизбыток “украшений” — решение тоже не самое лучшее. Помимо синяков, ссадин и неровных, не слишком глубоких царапин, на этом импровизированном холсте отметились красноватые потёртости, рождённые необходимостью некоторое время таскать кирасу прямо поверх голого тела, без нормального поддоспешника. И это, конечно же, если не говорить о болезненной прямой ровной полосе, проходящей в районе солнечного сплетения под небольшим наклоном.

Залатанная наспех рана не была похожа на шрам. Нет. Шрам был бы знаком полноценного медицинского вмешательства, с качественно срощенной плотью, прокинутыми нервными связями и сведённым кровотоком. Алая линия, пересекавшая грудную клетку Дарка, смотрелась крайне мерзко и неестественно, словно незаживший глубокий порез, лишь по какому-то нелепому стечению обстоятельств не кровоточащий.

И это не ошибка Фортуны. Именно так и должна была выглядеть подобная отметина, чтобы сторонний лекарь с первого взгляда мог понять, что работа по приращению частей тела не закончена.

— А ты в курсе, что мужчины дышат, как правило, животом? — одоспешенный палец пана Штернберка указал на аритмично и дёрганно смещающиеся кубики пресса Маллоя-младшего. — Иными словами, стоило лишь твоему другу на секунду забыться, как он начинал вхолостую гонять нижнюю часть лёгких, не соединённую с дыхательными путями. Хочу сказать, это мало того, что бесполезно, так ещё и весьма болезненно.

— Ойк! — пискнула Туна. — Так что, он всю дорогу дышал “вручную”, а если переставал это делать, ловил удар болью?

Броне стало даже как-то стыдно из-за того, что она посмела мысленно жаловаться на такую мелочь, как преющее тело, когда у них в команде всю дорогу был человек с проблемами посерьёзней.

Зато теперь стало понятно, почему начальство захотело всё бросить и бежать со всех ног. Босс просто боялся не протянуть достаточно времени, если бой затянется.

— Мы уже в безопасности, — тихо, но решительно сказала безродная. — Проведи Дарку эвтаназию, чтобы не мучился, а всё остальное оставим на лекарей в усадьбе. Я слышала, Вольдемар в этом весьма хорош.

Не то, чтобы синеглазка стеснялась это сделать сама. Просто она не была уверена, что сможет убить напарника с первого раза: уж больно много функций его организма было переведено на магические контуры, в структуре которых девушка не разбиралась. Сердце уже не выполняло никакой полезной работы, кровью молодой человек не истекал. Оставался только удар в мозг, однако за подобные повреждения штатный лекарь Маллоев вряд ли скажет “спасибо”. Он синеглазку, наверное, ещё за вытекшие глаза слечны Кюсо не простил.