Игорь Давыдов - Viva la Mesalliance, или Слава Мезальянсу [СИ]

Ей было, что ответить.

— Вы сильно ошибаетесь, выдавая дешевое желаніе самоутвердиться за истинную гордость. Вамъ нечѣмъ гордиться, цесаревичъ, и оттого васъ такъ задѣваетъ мое нежеланіе тратить время на почесушки вашего разбухшаго, но крайне неустойчиваго и болѣзненнаго эго.

— Опрометчиво подобное говорить, — каждое слово любителя белых мундиров сочилось ядом: девушке не требовалось оборачиваться и вглядываться лицо собеседника сквозь сонм белых помех, дабы сказать, что оно искажено одной из тех противных высокомерных улыбочек, коими любят одаривать проигравших те, кто уверен в своей победе. — Я — наслѣдникъ россійскаго престола…

— Бронечка, — тихонько прошипела дочери на ушко матушка. — Пойдём. Не связывайся, пожалуйста. Ты не в себе.

Однако родительница не удостоилась ответа. В два движения плечом синеглазка высвободилась из захвата, в котором её удерживали розовоглазая дворянка и родственница, а затем развернулась на мысках в сторону цесаревича. Движение это было довольно неестественным. Механическим. Задействовало лишь ноги, сохраняя неподвижность всего, что выше пояса.

— Въ этомъ нѣтъ вашей вины! Просто родиться и издать первый крикъ въ Форгеріи доступно любому дураку!

Громкие слова оказались столь весомы, что их касания хватило, дабы разбить разом с десяток бокалов, да заставить треснуть с полдюжины блюд. Не то, чтобы Броня когда-то выделялась оперным голосом: по сути, она сейчас даже и не говорила на самом деле. Просто опустила челюсть, а слова сами рождались во рту, не требуя ни движения языком, ни кратковременного смыкания губ, ни даже выдоха.

— А что тогда достиженіе? — цесаревич сделал шаг вперёд, и Вик, бросив короткий взгляд на Лешую, отступил в сторону, пропуская беломундирника, но не его сопровождение: пред ними трость поднялась опасной преградой, в которой энергия сплеталась в сложные узоры, способные заворожить любого, кому было дозволено их видеть. — Вашъ маленькій трюкъ съ чревовѣщаніемъ?

Девушка сама не заметила, как отступили все тревоги. Она больше не нуждалась в том, чтобы ловить свет хрусталиком глаза, а звуки — несовершенной барабанной перепонкой. Даже тело казалось лишь одеянием, которое можно просто сбросить, ни на секунду не жалея. Лешая оказалась на грани между мирами материальным и энергетическим, осознавая в равной мере свободы, что дарует второй, и понятную предсказуемость первого, столь милую тем, кто мнит себя разумными существами.

— Да хоть бы и онъ. Всяко болѣе достойное дѣяніе, чѣмъ переводъ кислорода въ углекислый газъ на протяженіи долгихъ лѣтъ, — ответила ему синеглазка. — Въ концѣ концовъ, я же не горжусь тѣмъ, что являюсь божествомъ. Я горжусь лишь тѣмъ, что сдѣлала въ этомъ статусѣ.

Цесаревич и Лешая начали движение. Они медленно вышагивали друг вокруг друга по часовой стрелке, не сводя друг с друга взгляда, но если молодой человек мог оценить лишь ладное личико своей визави, то девушка, в свою очередь, видела того насквозь и более концентрировалась на картине, что рисовали вихрящиеся потоки силы в его теле.

Покамест они выглядели абсолютно естественно. Наследник престола не творил заклинаний.

— О, да, я былъ въ томъ саду съ обращенными въ деревья мелкими дворянами. Идея неплохая, но исполненіе никуда не годится, — ответил цесаревич.

— Не стоитъ судить о томъ, въ чёмъ вамъ не дано разбираться: въ концѣ концовъ, вы смотрите только лишь глазами.

Лешая же взирала на мир отнюдь не глазами. Ей не требовалось оглядываться, чтобы понять, что у её верного подчинённого осталось довольно мало эмоциональных сил: некромаг печального образа не пользовался державами, и уже довольно долгое время стоял на одном месте, ощущая, как собранная энергия боли давит на сердце снизу, порождая чувство нехватки места в груди. Вот только у одинокого бойца было довольно мало шансов, ежели начнётся схватка с многочисленной свитой наследника российского престола.

И даже близость декоративных кустов, в которых засела магически изменённая змейка, что уже сменила ленивую сонную позицию на ту, что была более пригодна для броска, не была способна существенно склонить чашу весов в сторону добровольного охранника богини.

Лешая была богиней злой, но предпочитала направлять свою злобу лишь на тех, кто был того достоин. А разве может быть достоин злобы тот, кто верно служит сюзерену?

Так что, богиня проявила милосердие. Она подняла левую длань и направила её в сторону свиты цесаревича. Всего за несколько мгновений ногти девушки потемнели от собравшейся под ними крови, а затем капельки багровой жидкости разом сорвались с девичьих перстов и в один залп поразили всех тех, кто следовал за августейшей особой.

Никто из них оказался не готов к атаке, ведь их с детства учили, что колдовать можно лишь правой рукой, а левая годится лишь для сбора силы. Оттого и пали все, как один, едва воля Лешей погасила их нервную деятельность. Когда всё закончится, любой некромаг без труда сможет оживить эту кучку остолопов. Но хоть верному последователю богини не придётся пересиливать себя и сдерживать желание рвануть в бой, чтобы выплеснуть переизбыток магической силы.

Вид спутников, разом рухнувших, словно скошенная трава, до глубины души поразил цесаревича. На несколько секунд он застыл, не в силах поверить глазам. В его разуме попросту отсутствовал шаблон, который бы указал допустимый набор активных действий. Молодой человек только и мог, что переводить взор со своей павшей свиты на Лешую и обратно.

— На колѣни, — наконец произнесла богиня. — Склони голову и признай свою никчемность, и лишь тогда ты сумѣешь сохранить лицо.

Но глупец не послушался. Энергия в его теле сменила русло на то, что не являлось характерным для живых существ. Это было заклинание.

Одно прикосновение девичьего перста вмешалось в формируемую структуру и разрушило её, при этом повредив все задействованные в процессе создания магического контура энерготоки цесаревича. Следующим движением Лешая схватилась за кожу лица собеседника и лёгким движением сорвала ту, словно резиновую маску, обнажая сочащиеся кровью мышцы, а также кости и хрящи. Вид у августейшей особы стал даже более удивлённым, нежели был ранее, ведь благодаря отсутствию век глаза его казались распахнутыми в изумлении.

Тем временем за спиной богини разворачивался весьма занимательный спектакль. Люди с оружием, обычным и магическим, стремительно делились на два лагеря, принимая решение о том, к какой из сторон примкнуть, в рекордные сроки. Сложно было сказать, для чего требовалось больше смелости: чтобы воздержаться от выбора, опасаясь прослыть трусом, или же чтобы действием во всеуслышанье заявить о том, кого считаешь союзниками, а кого — противником.