Сергей Тамбовский - Недостройка

– Ну газы это всё-таки не гейзеры, – попытался поспорить Богдан.

– Они вместе с водой выбрасываются, газы эти, так что разница не очень большая. Правда нерегулярно, ловить момент для фотосъёмки придётся.

Далее зашла речь о землетрясениях, тут Максим новую байку рассказал, я её ещё не слышал.

– В позапрошлом году дело было, в июне – сплю я, значит, на своём диване, а над ним у меня часы висят, здоровые такие, с гирями и маятником, наследство от бабушки осталось. И вот в какой-то момент чувствую, что завибрировало всё вокруг… и тут толчок последовал, очнулся я, короче говоря, на полу, сбросило меня туда толчком. А на моём месте на диване лежат эти ходики, их тоже со стены скинуло. Убить меня, конечно, не убило бы, не такие уж они и тяжелые были, часы эти, но пару переломов вполне мог получить. Тут же и перевесил я их на другое место…

Между делом выяснились и подробности максимовой биографии, он, оказывается, вообще москвичом был и работал до переезда сюда (трам-тарарам) на Гостелерадио в Останкино. Звукорежиссёром.

– И чего ж тебе не хватало в столице-то? – спросил я, доедая кусок рыбы. – Что ты так подорвался на самый край света.

– Да скучно там, – просто отвечал он, – всё за тебя расписано другими людьми и на тридцать лет вперёд, а тут ты сам за себя отвечаешь.

– А ты поди и со знаменитыми артистами там встречался? – это наш старший спросил.

– Да, конечно встречался, как без этого.

– Рассказал бы что-нибудь, это ж всем интересно было бы.

– Кто вас интересует, называйте – расскажу.

– Про эту расскажи… про тётю Валю которая, – попросил Мыльников.

– Про Леонтьеву? Пожалуйста, я с ней работал на передаче «От всей души»… нормальный человек, что большая редкость для телевидения, могла конечно и покричать, но негромко и недолго, быстро отходила. Очень обаятельная, но у неё в семье, кажется, проблемы какие-то были, так что она не особенно общалась за рамками программ-то…

– А что за проблемы?

– Да с мужем, точнее с мужьями у неё не заладилось, с первым развелась, со вторым собиралась разводиться, потом я уволился и окончания этой истории не знаю.

– А правда, что для молодых актрис там у вас одна дорога на экран, через койку? – спросил один из киевлян.

– Я в эти дела подробно не влезал, уж очень противно, – отвечал Максим, – но таки да, очень много актрис карьеру именно на этом и заполучили. А многие наоборот, разрушили, если отказывали, кому не надо отказывать.

– Давай подробности! – это уже чуть ли не коллективно сказали трое-четверо.

– Ну вот была такая Катя Савина, помните наверно? (народ закивал, что да, конечно). «Приходите вчера» самая известная из её работ, так вот – отказала она Пынину… ну да, тому самому, а он так обиделся, что перекрыл ей дорогу на экран.

– А ещё обратный пример хотелось бы, – настаивал Мыльников.

– Могу и обратный, запросто… Белобрысикова все свои роли (ну не все, но большинство) получила, потому что ни в чем не отказывала Гераськину. Еще школьницей причём, она в 16 лет в кино пришла.

– Даааа, – выдохнул народ.

– А Пугачёву видел, общался?

– Кто ж её в Останкино не видел… про эту хабалку мне что-то совсем говорить не хочется.

– Почему это?

– Суперзвезду из себя корчит, а на деле обычная вздорная баба с дикими амбициями. По десятку дублей, помнится, приходилось записывать, пока она во все ноты не попадет.

Разговор об Останкино на этом как-то сам собой увял, а вместо этого начали расспрашивать киевлян про Тарапуньку со Штепселем и про Софию Ротару.

– А чего Тарапунька? – переспросил Богдаша, – помер он, в прошлом году и помер. А один Штепсель двоих конечно не заменит. А Ротару больше в Москве живёт, хотя у неё есть квартира и в Киеве, на Крещатике.

– А что, каштаны на Крещатике по-прежнему цветут?

– Куда ж они денутся. Только это не те каштаны, которые есть можно – там специальные сорта выращивают в питомниках.

– А киевские торты всё ещё продают?

– Да, только очередь надо занимать с утра… мне, если честно, они не очень нравятся, слишком сладкие, – на этом Богдаша и закруглил вечер расспросов и воспоминаний.

Хвынтокрыл

А на следующий день мы опять продолжили свои бесконечные поездки в Халактырку, без киевлян, у них своя какая-то программа была, один только раз с нами съездил Богдаша. Вертолёты, стоявшие на поле, он сразу же обозвал по-своему хвынтокрылами, нам это название очень понравилось. Хвынтокрылы по-прежнему так и стояли, уныло уронив лопасти, и нас они никуда везти не хотели. С понедельника по среду включительно не хотели, а в четверг что-то тяжёлое, видимо, сдохло в лесу, потому что сразу же по приезду, время где-то около полудня было, из диспетчерской выбежал взволнованный Петрович и заорал, что МИ-8 ждёт не дождётся наших грузов, погнали загружать.

Выкатили тележку с родными ЭВМ, упакованными в деревянные ящики, быстро погрузили их в железную машину, влезло почти всё, но тут подошёл суровый пилот и высказался в том смысле, что кроме ящиков он больше никого взять не может, максимум только одного сопровождающего, чтобы перегруза не случилось. А это значит что? Правильно, что нам надо посчитаться и определить того самого одного сопровождающего.

– Ну чего, орлы? – спросил Петрович, – кто сегодня желает полетать?

Орлы хлопали глазами и лететь не рвались. Тогда я потянул одеяло на себя.

– Я могу, Евгений Петрович. Всю жизнь мечтал на такой машинке прокатиться.

– Возражений ни у кого нету? – спросил Петрович, строго оглядев строй.

Никто возражать не стал.

– Ну тогда залезай и с богом, – и он не по-советски как-то перекрестил меня, – а мы уже следующим рейсом подвалим, подготовь там для нас площадку.

И я залез в нутро громыхающего чуда о четырёх лопастях, перед тем, как второй пилот за мной люк задраил наглухо, ещё и ручкой сделал остающимся товарищам, идиот… Почему идиот, спросите вы? А потому что не знал, что мне предстоит в ближайшем и не очень ближайшем будущем, вот почему.

Внутри, естественно, всё гремело, ревело и вибрировало, с чем бы сравнить-то… ну вот видели наверно, как строители сваи заколачивают, а всё вокруг в радиусе сотни метров подпрыгивает – примерно как-то так, только частоту забивания свай надо на десять умножить. Соседей слышно вообще не было, второй пилот, чтобы я что-то расслышал, наклонялся мне прямо к уху и орал туда дурным голосом – да если честно, то и говорить-то нам особо не чем было, он мне крикнул, чтоб я за ящиками следил, когда болтанка начнётся. Из чего я заключил, что болтанка будет обязательно.

Она и началась сразу почти после взлёта, мало, значит, мне было рёва моторов и вибрации бормашины, так ещё и качели вверх-вниз добавились. Ну ничего, Антоша, подбодрял я себя, всё ведь на этом свете когда-то заканчивается, долетим и мы в конце концов до этой грёбаной Ольховой бухты. В промежутках между контролем расползающихся ящиков посматривал в иллюминаторы вниз – летели мы строго над морем, сначала по Аваче (и точно, огроменная бухта-то выходит, насколько я помнил, вторая по величине в мире после Сиднейской кажется), потом мимо широко известных Трёх Братьев (ну это три скалы такие у выхода в открытый океан, по легенде они когда-то защитили Питер от цунами и от этого окаменели), а далее вдоль береговой полосы. Никаких таких страшных перевалов, нелётной погодой над которыми нас кормили последние полторы недели, не заметил.