Александр Панчин - Апофения [litres]

Этот поток сознания прервал голос сокамерника.

– Думаю, на сегодня тренировок хватит. Но теперь мы их будем проводить каждый день. Проверим, на что ты способен, а на что нет, – заявил Эндрю, сплевывая кровь. – Только будь со мной помягче в следующий раз, а то охранники что-нибудь заподозрят. Попробуем что-то безобидное. И нужно будет как-нибудь отметить наш успех. Нам нужна выпивка!

– Но я не пью.

– Тогда я все выпью сам. Ты ведь не против? Мне кажется, я заслужил!

– Но у нас нет алкоголя…

– Будет! Я надеюсь, что ты не откажешь коллеге по несчастью, который помогает тебе раскрыть свой талант, в маленькой просьбе? Макс настороженно посмотрел на «коллегу»:

– Ты собираешься меня попросить о чем-то незаконном?

– Никто ничем не рискует, обещаю, – заверил его Эндрю. – Так вот… не мог бы ты попросить жену навестить одного человека? Я напишу адрес. Там ей дадут кое-что, что нужно будет передать тебе через охранников. Видишь ли, есть одна бутылочка изысканного напитка, которую для меня хранит старый приятель… но у меня нет возможности с ним связаться. Ведь встречаться разрешают только с родственниками. Ты же все равно планировал с ней повидаться?

Макс неуверенно кивнул.

– Тогда я пошел писать адрес, – улыбнулся Эндрю. – Кстати, у меня уже давно созрел план побега. И теперь его можно воплотить. Благодаря тебе.

Ксенофонт Хасанович Бабин уже двадцать пять лет верой и правдой служил отечеству, работая в центральной городской тюрьме. Эта была тюрьма со строгим режимом. Но строгий режим для заключенных не означает строгий для персонала. Так же как «верой и правдой» не означает с трезвой головой. Самой любимой должностной обязанностью Бабина было послеобеденное ничегонеделанье. Именно после трапезы заключенные вели себя наиболее спокойно, и персонал собирался в комнате отдыха, чтобы посплетничать и выпить. Да, сухой закон строго запрещал употреблять спиртное, но желающих работать в тюрьмах было немного. Особенно за копейки. Возможно, именно поэтому мелкие нарушения часто сходили служащим с рук в условиях фактически полного отсутствия внешнего контроля. Государственные инспекторы всячески старались обходить тюрьму стороной, ведь каждый визит выливался в бесконечные просьбы повысить жалованье, сделать ремонт, купить новый телевизор. И самое невыносимое заключалось в том, что эти просьбы часто были обоснованными, законными, и их приходилось выполнять. А все знают, как чиновник не любит выполнять просьбы. И тюремных служащих предоставляли самим себе. «Никто не жалуется – и то хорошо», – считали наверху.

С приходом Ксенофонта Хасановича всё упростилось еще больше, ведь Бабин обладал удивительным для тюремщика чувством юмора. Сегодня как раз Фома, один из уборщиков-старожилов, рассказывал славную историю, которая произошла в ночь назначения Бабина начальником тюрьмы. Один из новеньких охранников напился так, что его не могли разбудить, даже обливая холодной водой. Тогда Бабин велел переодеть его в робу заключенного и посадить в камеру. Когда надзиратель очнулся, первое, что он заметил (кроме страшного похмелья), был пристально изучающий его лысый великан. Вторым наблюдением было то, что он заперт с великаном в одной камере, кругом ни души, а великан – явный зек. Тут великан ударил кулаком в ладонь и, злобно скалясь, прошипел: «Так-так-так, и кто же это у нас сегодня на обед?» Этого хватило, чтобы бедняга бросился на колени, умоляя пощадить, чтобы не оставить на произвол судьбы жену и детей малых. Смеялись все: и заключенные, включая великана (добродушного пирата, сидевшего за нелегальный просмотр нелицензионных диснеевских мультиков), и надсмотрщики, наблюдавшие за происходящим через камеру видеонаблюдения.

«Морской котик изнасиловал пингвина», – раздался голос телевизионного диктора. Кратковременное молчание и последовавший за ним всеобщий гулкий смех перебили рассказчика. Ему, впрочем, оставалось лишь сказать: «А потом мы его три дня отпаивали кефиром».

В этот момент дверь открылась, и в комнату вошел дежурный с бумажным пакетом в руке.

– Тут в приемные часы приходила одна симпатичная блондинка. К этому черному магу, который проклял своих врагов. Это его жена, представляете? – и дежурный принялся рассуждать о том, как ей не страшно жить с таким колдуном: забудешь о супружеском долге или не помоешь вовремя посуду – и сразу покроешься черными язвами! Заметив, что начальник нахмурился, охранник спохватился и перешел к делу.

– Короче, я дал им пообщаться, потом даму отправил домой. Она попросила передать супругу вот это, – сказал дежурный, ставя пакет на стол. – Я заглянул в пакет, а там бутылка отменного спиртного. Мне пришлось его конфисковать.

Глаза дежурного хитро заблестели, и он громко крикнул:

– Ребята! Нам опять повезло!

– Давай ее сюда, ненаглядную, – бодро потребовал Бабин. Он смотрел на выпивку, как маленький ребенок на новогодний подарок. – Ничего себе, да это же марочный коньяк! Правильно, что конфисковал. Заключенным не положено, а нам сам доктор прописал. Ведь так?

– Да, так! – ответил тюремный доктор, ехидно улыбаясь и протягивая стопку. – А то от самогонки уже печень болит.

Когда коньяк был разлит по рюмкам, врач встал, чтобы произнести тост.

– Давайте выпьем за здоровье нашего любимого Ксенофонта Хасановича! Троекратное ура!

– Ура, ура, ура! – закричали тюремщики, чокаясь.

Осушив рюмку, дежурный вернулся на пост. Веселье продолжилось.

«Давным-давно зоолог Жорж Кювье считал это щупальце паразитом, но оказалось, что это не самостоятельный организм, а часть самца осьминога, которая отрывается, чтобы бороздить моря в поисках самки для спаривания», – продолжал бубнить телеведущий.

– Переключите канал. Эти биологи – бездуховные извращенцы и колдуны. Все беды от них. И вообще, сейчас начнется «Зона-2». И я хочу узнать, смогут ли молодые зеки достроить тюрьму и найти свою любовь, – потребовал Бабин.

Тут дверь в комнату снова открылась. На пороге снова стоял дежурный.

– Господин начальник, в одной из камер драка! – отрапортовал он.

– Не может быть! Прямо как в реалити-шоу? – удивился Бабин, приподнимая одну бровь.

– Да, как в шоу!

– Наконец-то! А то я уже начал завидовать охранникам из телевизора! – радостно потер руки Ксенофонт Хасанович, вскакивая с дивана. Прихватив почти пустую бутылку коньяка, он направился к камерам и жестом приказал дежурному следовать за ним.

Еще в коридоре Бабин услышал жуткие крики, от которых кровь стыла в жилах, как будто кого-то пытали. Довольная улыбка исчезла с лица начальника, и он прибавил шагу. Когда он добежал до камеры, из которой доносились звуки, перед ним предстало леденящее душу зрелище.