Алиса Арчер - Невозвратимое [litres]

– Ничего такого, с чем бы не справился ты сам. Я же никогда не достиг бы своего положения без тебя.

– Ты очень помог мне. Тогда.

– Я бы все отдал, чтобы этого не произошло, Книжник.

– Я тоже. Спасибо. Я кое-что принес тебе.

Книжник вложил в руку Луццатто какой-то предмет. Ощупав его, тот улыбнулся:

– Я думал, ее забрал кто-то из уличного сброда, что вечно ошивался рядом.

– Нет. Ты выронил ее, когда я ударил тебя головой. Я заметил, куда она упала, и, когда ты освободил меня, незаметно подобрал. Я собирался убить тебя, как только встану на ноги. Но ты неожиданно повернулся ко мне спиной. И я понял, что наш договор не был твоей уловкой. Ты доверился мне, и я решил подождать, посмотреть, что получится. Ты любил эту вещицу, поэтому я принес ее тебе. И мне жаль, что ничего не могу сделать для тебя.

– Ты сделал очень… очень многое. Больше, чем я заслуживаю. Я умру, зная, что Орсино на свободе, с Габриэллой – я и мечтать об этом не мог. Я благодарен тебе. Ты всегда делал то, что я считал невозможным… Правда, для этого многим приходилось умирать… А сейчас умираю я. Хочу вернуть обратно свою жизнь, свою молодость. Хочу быть на солнечном пляже с женой и детьми. Хочу повернуть время вспять, но даже ты не в силах сделать этого, – голос Луццатто совсем ослабел, он чувствовал, как сознание затягивает серая пелена. – Я не хочу просыпаться, Книжник, – еле слышно прошептал он, прежде чем сознание окончательно померкло. – Помоги мне.

– Спи спокойно, Мозес, – тихо ответил Книжник. Посидел немного, прислушиваясь к ставшему таким спокойным дыханию умирающего, потом достал пистолет и выстрелил Луццатто в голову.

Вышел из палаты и быстро направился к выходу на лестницу. Ему предстоял долгий путь. Утром он покинет эту страну и снова исчезнет. Теперь уже навсегда. Все его дела здесь завершены, и возвращаться в Россию ему было незачем.

Внезапно Книжника отбросило к стене. Он почувствовал разливающуюся тяжесть в груди и животе и ощутил во рту привкус крови. Опустив голову, увидел, как по рубашке расплываются пятна крови. Потянулся к пистолету и почувствовал, как пули снова врезаются в тело, украшая белоснежные стены кровавыми брызгами. Книжник тяжело опустился на пол. Он смотрел, как его жизнь уходила, растекалась красной блестящей лужей по гладкому полу, и ни одной ее секунды ему не было жаль.

Затхлый воздух пах пылью и чем-то странно знакомым, почему-то напоминавшим Субботину о детстве. Он сидел на полу, прислонившись спиной к стене, и смотрел на темнеющий экран смартфона. Заряда батареи едва хватило, чтобы позвонить жене и закончить нелегкий для них обоих разговор. Они попрощались, прежде чем успели сказать друг другу что-то важное. Способное если не возродить былое, то хотя бы расстаться хорошими знакомыми, изредка с теплом вспоминающими друг друга.

Все, что их связывало, осталось в прошлом. Равнодушие сменило нежность и страсть, неуловимо забрав из отношений теплоту и близость. И никто из них не мог ответить, куда все ушло. Долгое время они чувствовали себя счастливыми, и лишь в последний год их отлаженная жизнь изменилась. Возможно, они наконец перестали закрывать глаза на очевидные недостатки своего брака или, проснувшись утром, вдруг обнаружили, что ничто больше не связывает их друг с другом. Причин было много, следствий еще больше. Отношения угасли, исчерпав свой чарующий смысл.

Развод дался ему нелегко. Тяжелее, чем он готов был себе признаться. И все же Субботин чувствовал облегчение. Так ощущает себя выздоравливающий после ранения человек. Память о боли еще свежа, и тело страшится ее возвращения, но глубоко внутри ты понимаешь, что уже практически здоров.

Субботин вздохнул, потер лоб и убрал в карман окончательно разрядившийся телефон. Пора возвращаться. По его ощущениям, он отсутствовал около получаса и надеялся, что Измайлов не слишком разозлится. Майор был человеком семейным, и Субботин рассчитывал на его понимание. О своих неурядицах с женой коллегам Субботин не рассказывал и всегда уходил разговаривать по телефону подальше от возможных свидетелей. За полгода, что тянулся развод, он изучил все укромные уголки онкологического центра и точно знал, в какое время каждый из них будет абсолютно безлюден. Сегодня он нашел пристанище в подсобке, где уборщицы хранили ведра и швабры.

Ночи обычно проходили спокойно. И дождавшись окончания вечерней проверки, он спустился на первый этаж. То, что фактически он покинул свой пост, волновало его несильно. Субботин был уверен, что сегодня, равно как и вчера и как во множество предыдущих ночей, просто не могло произойти ничего необычного. Он собрался с духом, набрал номер и сообщил теперь уже бывшей супруге, что готов подписать документы на развод.

Темнота подсобки погружала в уютную тишину и, нажав отбой, Субботин некоторое время просто сидел, стараясь освободить голову от тягостных мыслей. Когда на место комфортной расслабленности пришло ощущение бессмысленной потери времени, он поднялся и вышел в коридор. На стенах переливались сверкающие огоньки. Праздничные дни закончились, но персонал не спешил расставаться с разноцветной мишурой и гирляндами. Они хоть немного разбавляли гнетущую атмосферу, неизбежную для этого места, где, несмотря на усилия врачей, постоянно умирали люди.

Откуда-то несло холодным воздухом, и Субботин заторопился к лифтам. Проходя мимо дежурного поста, он увидел, что дверь открыта и в маленьком помещении никого нет. Дверь запиралась изнутри и во время смены всегда оставалась закрытой. Покидать пост у главного входа было строжайше запрещено, и если у дежурного возникала такая необходимость, кто-нибудь обязательно занимал его место. Отсюда велось наблюдение за внешним периметром и внутренними помещениями онкологического центра. За длительное время многие правила претерпели изменения, но это оставалось одним из тех, что всегда выполнялись неукоснительно. Субботин удивленно огляделся по сторонам. Он подошел к двери, осмотрел замок и убедился, что тот открыт изнутри, а не взломан. В комнате стоял равномерный гул – по количеству электроники помещение напоминало серверную. Субботин видел пять больших мониторов, на экраны которых выводились изображения с камер наблюдения. Несколько минут он изучал мелькающие картинки, но ничего подозрительного на мониторах не видел.

Полутемные коридоры были пусты – ночью в здании оставались лишь дежурные врачи и охранники. Ярко освещался только четвертый этаж, где находился Мозес Луццатто – человек-легенда, подмявший под себя половину криминального мира Европы и Соединенных Штатов. Как Луццатто оказался в России, Субботин не знал, но поговаривали, кто-то сверху решил, что в этой стране связей у итальянца практически нет и организовать побег ему будет сложно. Слухами, впрочем, Субботин никогда не интересовался и о Луццатто имел лишь общее представление.