Антон Сергеев - Сказка с (не)счастливым концом(?)

– Послушай, ДЖАРВИС. Давай ближе к делу, а? – попросил Паша. – Я ценю твои познания и все такое, но моя рука сейчас интересует меня больше, чем перспективы развития какого-то там человечества.

– Понимаю, извини. Добыв необходимую информацию, я запустил в твоем организме нужные процессы. Поэтому-то у тебя и начало чесаться в том месте…

– В обрубке.

– Да, там. Далее, прикинув различные варианты, я понял, что лучше проводить процедуру регенерации при некоем подобии наркоза. Мои прогностические модели не могли на сто процентов предугадать твою реакцию. Твоя психика попросту могла не справиться с, так сказать, визуализацией процесса восстановления.

– С другой стороны, для успешного результата необходима постоянная подпитка организма энергией. Для этого я попросил Жоржа принести как можно больше насыщенной белком пищи. Помимо этого, я попросил его купить и иных продуктов, дабы не смущать тебя и, одновременно, разнообразить твой рацион.

– Постой, так вот для чего было это мясо… Я ничего не помню… – Паша еще раз осмотрел свою окровавленную майку. – Я его что? Съел? Когда?

– После того, как ты отключился, я погрузил тебя в немного более глубокий сон, а затем перевел в некое подобие сомнамбулического состояния. В нем ты и находился все то время, пока росла твоя новая рука. И мясо ты съел, как говорят испанцы, en bruto, необработанное… Но ты не переживай, я не обнаружил в тебе никаких патогенных микроорганизмов. С этой точки зрения ты здоров. Да, заодно я полностью подлечил твою ногу.

– Вот уж обрадовал, так обрадовал… – Паша сделал несколько круговых движений глазами, отгоняя головную боль по методу своей матери. Ему это почему-то помогало слабо. – Ты, значит, управлял мною, как марионеткой?

– Ну, я бы не стал выражаться именно так…

– И сколько времени я провел в отключке? – Паша встал и медленно побрел на кухню, стараясь не задеть новорожденной рукой за дверной косяк комнаты и стены коридора. Во рту была жуткая засуха, которую следовало срочно искоренить.

– Весь процесс занял пятьдесят девять часов.

– Пятьдесят девять? Значит, я был твоим големом больше двух суток?

– Паша, мне не очень нравятся твои аналогии…

– Привыкай.

– Я использовал данную ситуацию исключительно в благих целях.

– Да, только сначала я оказался в полном дерьме. Из-за тебя, между прочим.

– Паша, если бы я мог изменить прошлое… Поверь мне, я бы так и сделал.

– Окей, извинения приняты… Ё-мое, срань господня… – Паша добрался до кухни, и перед ним открылось зрелище полного погрома.

– К сожалению, я не смог управлять тобой столь же искусно, как это делаешь ты сам, – чуть виновато, как показалось Паше, сказал ДЖАРВИС.

– Офигеееть… – протянул Паша.

Повсюду на полу в липких лужицах валялись обрывки упаковки, шкурки от бананов, кусочки фольги от шоколадок, пустые банки сгущенки, разбитые яйца и рассыпанные макароны. Халат, в виде грязной окровавленной тряпки, валялся у стены. Под перевернутым табуретом обнаружилась пара недоеденных огурцов и один дохлый рыжий усач.

– Надеюсь, я хотя бы не ел этих? – спросил Паша у Джарвиса, показывая пальцем левой руки на трупик таракана. – А то, я слышал, что в них много белка.

– Нет, что ты. До этого бы дело не дошло, – не слишком убедительно, как показалось Паше, ответил ДЖАРВИС.

– Как представлю, что здесь творилось в эти дни… – по пашиному телу прокатилась волна мурашек.

– А ты не представляй! Я обнаружил, что у тебя очень живое воображение и подвижная психика. В каких-то ситуациях – это твое преимущество, а в каких-то – недостаток.

– Спасибо, капитан Очевидность, чтоб я делал без твоего глубочайшего анализа особенностей моего характера! – саркастически улыбнулся про себя Паша. – Что дальше? Рука у меня теперь вроде как снова есть, но я ее совершенно не чувствую. Это нормально?

– Да, не беспокойся. Кровообращение налажено, далее я постепенно буду включать нервные окончания, и ты сможешь начать заново привыкать быть физически полноценным человеком. А пока я бы посоветовал тебе сменить гардероб.

– Что?

– Иди вымойся, а затем достань из рюкзака свою новую одежду. Рюкзак я… то есть ты перенес в комнату.

– А кто будет убирать все это великолепие? – Паша обвел глазами кухню.

– Что-нибудь придумаем. В любом случае, я переведу на счет хозяйки квартиры достаточную сумму, чтобы покрыть любые неудобства, причиненные нами.

– Нет, так дело не пойдет. То есть ты, конечно, заплатишь ей, но убраться здесь все равно надо. Я так не могу.

– Хорошо, я передам соответствующие указания Жоржу, он закупит моющие средства.

– Ладно, этот вопрос обсудили. Значит, мыться?

Стянув с себя грязные майку и трусы и бросив их к халату, Паша направился в ванную.

Там он кое-как намылился и встал под горячие струи душа, приносящие с собой ощущение чистоты.

– Хорошо, – подумал Паша с благодарностью. – Иногда человеку нужна лишь самая малость, чтобы почувствовать себя живым.

– Ой! – вдруг взвизгнул он, поскальзываясь в эмалированной лохани. Внезапно, он ощутил в правой руке покалывание тысяч булавок, к которым, к тому же, был подключен электрический ток. Раньше случалось, что Паша засыпал на руке. После этого та теряла чувствительность, а затем, когда Паша пытался восстановить ее подвижность, отвечала ему схожим покалыванием. Но теперь боль была в тысячу, нет – в десять тысяч раз сильнее. Паша заскулил сквозь сжатые зубы, словно дворовый пес, клянчащий подачку, и скрючился на дне ванны.

В голове его раздался бодрый голос ДЖАРВИСа, – Потерпи немного, я начал подключать твою руку!

– А нельзя ли немного полегче? У меня ощущение, будто я погрузил руку в ведро с раскаленными иглами! – Левой рукой Паша положил правую на колени и баюкал ее словно младенца. Это мало помогало.

– Совсем скоро будет полегче. Потерпи еще чуть-чуть. К сожалению, я не могу сейчас приглушить боль, иначе чувствительность не восстановится в полном объеме.

– Черт! Легко тебе говорить «потерпи». Это же не твоя рука!

– В каком-то смысле и моя тоже.

– Оккупант фигов! – чтобы хоть как-то отвлечься, Паша начал считать вслух. Когда он досчитал до ста семнадцати, боль немного утихла и стала почти терпимой. На двухсот тридцати он смог снова встать под душ и расслабить нывшие от напряжения мышцы. Полностью боль прошла, когда Паша досчитал до семисот восьмидесяти девяти. К тому времени он уже хотел поскорее вылезти из душа и одеть на себя хоть что-то, но боялся повторения приступа боли.