Антон Михеев - На вокзале

На вокзале я ждал свой поезд, было начало седьмого, до отправления ещё часов пять. Идти было некуда, да и не хотелось.

Я листал журнал, когда появились они – толпа местных бомжей, человек десять-пятнадцать. Местными они были лишь отчасти, съехались на этот вокзал со всей России, перезнакомились, да тут и обосновались.

Они подошли вплотную к моей скамейке, что-то непрерывно обсуждая. Сначала это была просто смесь мата и междометий, потом начали проступать отдельные фразы:

– Джойс! Вы читали Джойса?

– Не, меня больше Селлинджер прёт…

– Целинджер?

– Целиндр же!

– Целин Жора!!!

– Целка Жанны?

– Ахахаха…

Безостановочно болтая, компания занимала места на скамейке в моем ряду, не обращая внимания на пассажиров. В какой-то момент бомжи начали шуршать пуговицами и молниями своих старых шмоток, бесцеремонно сбрасывая их тут же на сиденья, где они моментально превращались в кашу из рваных пуховиков, нестиранных свитеров и ещё какого-то малопонятного тряпья. Дышать становилось всё труднее.

Кто-то из пассажиров решил не дожидаться окончания представления и по-быстрому свалил, кто-то наоборот притворился спящим.

Один студент, который задолго до прихода бомжей возился на скамейке со своими тетрадками, резко встал и громко, почти истерично, произнес:

– Было ошибкой думать, что это место пригодно для учебы!

После этого он подбросил тетради вверх и гордо удалился. Страницы разлетелись по залу, кто-то стал их собирать, рассматривать, обсуждать. Один молодой бомж посочувствовал студенту, другой, что постарше, пожелал ему пройти в жопу, немолодая дама с неприлично розовыми губами сочла его симпатичным.

Над толпой поднялась невысокая крашенная блондинка. Она была их предводительницей.

Посмотрев на друзей с наигранным укором, она произнесла:

– Эй, ну что же вы? Ведите себя приличнее, иначе всех пассажиров распугаете!

Я вспомнил, что это именно она полчаса назад продала мне билет на поезд.

Какой-то седой бородатый бомж, похожий на Циолковского, ответил ей:

– Да пошли они на хер, твои пассажиры! Вместо того, чтобы присоединиться к беседе и поговорить, как нормальные люди, сидят и молчат, будто говна в рот набрали!

Предводительница погрозила ему пальчиком:

– Ну не надо так, они у меня заиньки, смотри какие хорошие, – с этими словами она подмигнула кудрявому заспанному юноше, который минуту назад проснулся от криков про говно.

Кудрявый сначала непонимающе осмотрелся вокруг, будто искал кого-то в толпе, а потом вдруг заулыбался и как ни в чем ни бывало принялся беспечно болтать с новообретенными друзьями.

Уже через минуту под дружные аплодисменты всей компании он танцевал с какой-то девицей в кругу, развязно обнимая её за талию и декламируя стихи собственного сочинения.

Кудрявый оказался непризнанным поэтом, но здесь его, наконец, признали.

***

Прошел час, а бомжи не утихали. В какой-то момент один из них скинул одежду и начал бегать по залу, выкрикивая цитаты из Ницше. Остальные подбадривали его, улюлюкали, просили вспомнить что-нибудь из «Злой мудрости». Эта выходка отпугнула ещё часть пассажиров, но на их место подтянулись другие, видимо, они были знакомы с работами великого мыслителя.

В зал вошла Предводительница (я не заметил, как она уходила). Женщина вела под руку высокого худого мужчину с козлиной бородкой и в очках.

– Знакомьтесь, это Владислав, театральный режиссер.

Кто-то выкрикнул:

– Владислав – хуеслав!

– Что, простите? – режиссер смутился.

– Не обращайте внимания, – успокоила его Предводительница, – Жанна всех так приветствует.

– Жанна? Но голос был мужской…

Кто-то выкрикнул снова:

– А что это, Владислав против гендерного самоопределения? А ещё театрал, человек искусства, жаль…

– Да нет, почему же, называйтесь как хотите, – человек искусства вовремя соскочил с неудобной темы.

Уже через пару минут он присоединился к обсуждению несимулированного секса в мировом кинематографе, но его снова отвлекли:

– Послушай, Влади. Вот ты режиссер, спектакли ставишь, ведь так? – это был тот седой мужик, похожий на Циолковского.

Театрал неуверенно кивнул, он ещё не до конца освоился в этой компании.

– Ты же знаком с творчеством Достоевского?

– Да, конечно.

– Знаком, это хорошо. Вот ты мне скажи, как театрал, зачем они это делают?

– Они – это кто? И что они делают?

– Ну как… Тебя разве не бесило, когда в «Преступлении и наказании» кто-то из второстепенных персонажей начинал поучать Раскольникова, как надо жить? Или как они за смысл жизни пиздели?

На минуту оба замолчали, бомж поглаживал свою неопрятную седую бороду, Владислав пытался выдернуть из своей непослушный вьющийся волосок. Взгляд его блуждал в пустоте. Наконец, театрал заговорил:

– В каком смысле поучать? Это же диалог между персонажами. Диалоги двигают сюжет и раскрывают внутренний мир…

– Нахрена? Вот серьезно, что мне от их внутреннего мира? Я про Раскольникова читать хочу. Он мне интересен, он тут главный герой, а не это быдло вокруг.

Владислав возмутился:

– Почему сразу быдло? Там и приличные люди были. Суть не в этом, через второстепенных персонажей и их отношения с главным героем Достоевский полнее раскрывает его мотивы и переживания.

– Да какие там переживания, ты тупой что ли? Он старуху убил! Ему следы заметать надо, да подозрение от себя отводить, а не вот эти все пиздострадания!

Совершенно случайно мимо них прошла дама с неприлично розовыми губами. Она услышала, о чем спор, и тут же вмешалась:

– Ой, вы про «Игру престолов»? Не спойлерите, пожалуйста, я только начала смотреть!

***

Я перестал следить за временем. Есть и спать не хотелось. Только наблюдать.

Какая-то грустная молодая девушка с греческим профилем вдруг без всякого повода начала унижать лысеющего азиата в женском наряде, хотя до этого он даже ни разу к ней не обратился.

– Блять, какой же ты никчемный и тупой!

Азиат не обратил внимания, поэтому она повторила:

– Ты. Тупой. И к тому же. Никчемный.

Это уже слышали все, а потому азиату пришлось ответить:

– Я? Почему это?

– Я откуда знаю, почему ты тупой?! Просто тупой и всё! Ничтожество!

– Ты че начала-то, чего я тебе сделал? – на лице азиата вроде уже и начала проявляться обида, но он никак не мог определиться – это действительно его сейчас оскорбляют, или это какой-то стёб.

– Ничего ты мне не сделал, ты просто тупой урод! Вы все тут тупые уроды!

Последние слова она прокричала, и люди стали оборачивать головы в сторону девушки.

– Была бы моя воля, я бы большую часть из вас по подвалам рассадила, быдло необразованное. Вы даже не представляете, насколько вы аморальны и вульгарны! Вы же уже не люди нихуя!