Матвей Лодыгин - Почта СССР

Алексею предстояло навестить своих дачников в Орехово и вернуться в Питер утром к началу работы.

На следующий день, с благословления жены, пятилетнего Вовки и тещи, Алексей выразил полное свое согласие с предложением и получил неделю сроку на передачу дел.

На этом под странностью номер один Алексей мысленно подвел предварительную пунктирную черту и решил выпить еще рюмочку. За окном шел дождик, просторы выглядели грустно и располагали к дальнейшему размышлению.

Двадцать восьмое июля, вторник, девятнадцать тридцать. Алексей после суетного рабочего дня медленно шел по правой стороне безлюдного Костромского проспекта в сторону метро «Удельная». Навстречу попадались редкие прохожие. Один из встречных заступил ему дорогу. Алексей, не выходя из прострации, попытался автоматически разминуться и услышал:

– Леха, очнись!

Алексей включился, поднял глаза. Перед ним стоял Ник Николс. Вообще-то, его звали Колькой, но при фамилии Николаев и внешнем сходстве с Банионисом, это прозвище прилепилось к нему – не оторвешь. Впрочем, он не обижался, ему нравилось. Алексей знал Ника Николса с третьего класса и учился с ним в одной группе в институте. У Николса были потрясающие мозги. Он почти мгновенно разбирался в написанных текстах, никогда ничего не забывал и был наикруглейшим отличником. Мальчишками Алексей и Николс дружили, однако во студенчестве как-то медленно разошлись «по интересам». Алексею стал претить прогрессирующий прагматизм Николса.

Сейчас перед Алексеем стоял импозантный располневший «взрослый дядя». Сходство с Банионисом усугубилось. Алексей даже слегка оробел, пока не смог совместить прошлый образ Николса с этим, стоявшим перед ним человеком.

– Привет. Ты откуда здесь? – наконец ответил Алексей.

– Я здесь из Калифорнии. Из Силиконовой, понимаешь, долины.

– Расскажешь интересного?

– Обязательно, только сидя и за рюмкой. И я бы поел. Здесь есть где?

Алексей повертел головой.

– Как по поводу грузинской кухни?

– Нормально. Язвы нет.

– Тогда пошли вперед. Есть одно место. Был там трижды, без последствий.

Грузинское кафе в полуподвальчике было чистеньким и безлюдным. Алексей с Николсом обосновались за отдельным столом в закутке и, в предвкушении подачи вожделенного, подняли бокалы «за встречу».

Беседа была длинной. Алексей поначалу больше слушал, изредка задавая провокационные вопросики. Выяснилось, что Николс плотно обосновался недалеко от Сан-Франциско, женился, доволен жизнью «до потолка» и, как он выразился, «процветаем помаленьку». Живет в своем доме c женой и тремя детьми и с матушкой своей. Два года назад получил паспорт гражданина США (в паспорте была указана фамилия Nicols).

Алексей на свой вопрос «А делаешь-то чего?» рассчитывал получить развернутый рассказ о каком-либо удивительном проекте, однако выслушал описание, как он «работу работает», «программы программирует» и по иерархической лестнице продвигается. Ответ на вопрос «А как там вообще живут?» оказался не менее скучным и сводился к перечислению «что почем» и «где и как отдыхали».

Когда Николс немножко приутомился, Алексей спросил его о цели визита на родину. Николс несколько погрустнел и рассказал следующее:

– Понимашь, Леха, надо мне окончательно перебираться туда. Три года назад я отчима похоронил и забрал мать к себе. Она с внуками. Год назад похоронил отца.

– Федор Петрович умер? Ты чего не сказал?

– Мне самому поздно сообщили, я приехал только к девятому дню.

– Н-да… Надо помянуть, мудрый был дядька и интересный. Наливай.

Николс и Алексей выпили не чокаясь, помолчали.

Через минуту Николс встрепенулся и продолжил:

– Так вот. Недвижимость я тут продаю. Две квартиры уже загнал. Попытался отцов домик продать – так не надо никому. А через неделю улетаю, дела.

Алексей вспомнил, как в девяносто третьем летом он с Николсом гостил у Федора Петровича. Матери сговорились и отправили двух оболтусов от греха из города в глушь на все лето. Алексей – безотцовщина, отец погиб еще в восьмидесятых, – прикипел к Федору Петровичу, и вечерами они беседовали до полуночи. Николс больше читал, смотрел «ящик» и в беседах участие принимал редко.

– А почему умер? Болел?

– Нет. Соседи сказали: мгновенно. Вышел дрова колоть. Инфаркт, и сразу насмерть.

– Ну, хорошо хоть так.

Алексей порылся в сумке, достал блокнотик с пружинкой и карандаш, пододвинул к Николсу.

– Нарисуй, где могила. Я в понедельник туда отправляюсь в командировку. Цветы положу.

Николс принялся рисовать. Изобразив планчик, отдал его Алексею со словами:

– А чего там тебе делать в командировке?

– Пока не знаю, но зовут.

– На полигон, что ли?

– Угу.

– Ладно, больше спрашивать не буду. Меньше знаешь – крепче спишь. Слушай, так мне тебя провидение послало. Вот тебе ключи от домика, погляди, поживи, может, купишь. Все-таки не чужой человек. И мне спокойнее. Вещи его там. Погляди, возьми себе, что понравится. А то если чужие люди купят – так выбросят, и все.

C этими словами Николс положил перед Алексеем большой старый ключ от навесного замка.

– А я пока приторможу продажу через агентство. Через полгода опять приеду. К тому времени решишь – покупать или нет.

– А дорого возьмешь?

– В агентстве говорят, что больше чем за пятьсот тысяч не продадут.

Алексей взял в руки ключ. Повертел в руках.

– Понял. Спасибо. Только ты уж мне хотя бы для соседей напиши бумагу рекомендательную, что, мол, податель сего Алексей Владимирович Лодыгин никакой не вор-домушник, а лицо, облеченное доверием наследника… и т.д…

– Ежели для соседей, то это махом.

Разошлись часов в десять вечера, обменявшись всеми возможными контактами для связи. Николс погрустнел. Чувствовались в его настроении какие-то ностальгические нотки. Чего-то ему все-таки не хватало в заморских райских кущах.

Поезд замедлил ход. Алексей взглянул на часы – двадцать два ноль-ноль.

Бологое. Стоянка полчаса. Вспомнил: курить, курить, курить, курить…

Дождик кончился, по платформе прогуливаются пассажиры. Тихо. Фонари освещают здание безлюдного вокзала. Несмотря на разрешение проводницы курить в тамбуре, Алексей предпочел потерпеть до станции – и здоровье побережешь, и удовольствие другое.

У двери пятого вагона стояла проводница Людмила и беседовала со вторым проводником – плотным парнем ростом около ста восьмидесяти. У парня под форменной курткой топорщилось что-то под левой подмышкой. Сбруя с пистолетом, предположил Алексей.

Алексей с удовольствием закурил, стал прохаживаться по перрону и обдумывать третье странное событие. Точнее, не третье, а скорее самое первое, которое произошло раньше совещания у Матвеича. Событие это – сон с четверга на пятницу, которому Алексей, как человек рациональных взглядов на мироздание, поначалу никакого значения не придал, но хорошо запомнил.