Артем Рудик - Староград

Лишь иногда выныривая из забвения, как из сна, я вижу столь знакомые картины. Высадка: крики, топот, где-то уже слышна стрельба. Отдаю команду – все восемь человек строятся перед автомашиной.

Отправляемся в путь, наша цель – какие-то мрачные руины, где тут и там снуют голодные, облезлые люди, точно такие же, как мы, но гораздо более несчастные. Ибо им было суждено стать очередными жертвами во благо уже наступившей победы.

Наугад хватаю подвернувшегося под руку доходягу, пытавшегося убежать. Нарочито нервно рявкаю остальным гражданским, что буду стрелять по каждому, кто так же попытается скрыться. Допрос был быстрым. Он буквально рассыпался от страха в моих руках. Вряд ли этот человек виновен. Но я обязан пустить первую пулю, окропить первой кровью жадный до неё бетон. Иначе повиновения не добиться.

Безжизненное тело падает на дорогу, теперь это пустая оболочка, такая же безжизненная и бесчувственная, как и я. Как только продырявленная голова бедолаги коснулась земли, мои солдаты, будто верные псы, бросились на безмолвную толпу, выборочно допрашивая напуганных до смерти людей.

Большинство, конечно, отпускали, но некоторые сами шли на смерть. Увлечённые, горящие идеей, молодые люди сами кидались под дуло винтовки, заявляя всему миру о своих идеалах. Они были готовы умереть, ибо не видели более жизни без своей страны, которую сегодня потеряли. Это было настоящим идеологическим самоубийством тех, кто каким-то чудом выжил, бросаясь на амбразуру во время войны, и теперь требовал заслуженной геройской смерти.

Что же, пуле плевать на идеологии и убеждения, для неё все мы равны… Теперь парой человек, которые могли бы изменить этот мир, меньше. Однако сам мир вряд ли будет о них горевать, поскольку никогда не услышит их имён.

Двое оттаскивают тела к набережной. После слышен громкий плеск. Теперь они стёрты из истории. Двигаемся дальше, людская масса вокруг продолжает находиться в блаженном ужасе. Все знают, что мы несём с собой, и словно маленькие мышки пытаются не шевелиться, чтобы не привлечь внимание змея.

Здесь больше нет кабинетской практичности, военной тактики или повседневного лавирования, остались только лишь эмоции и жалкие первородные инстинкты. С обеих сторон.

Мои бойцы уже начинают звереть, но не по-животному, нет. Животные имеют свою, особенную, инстинктивную честь и взаимоуважение, которые основаны на единой для каждого зверя потребности – жить. Зверства такого рода встречаются только у разумных и цивилизованных существ. Они бессмысленны, неимоверно жестоки и полностью противоречат морали. Всё потому, что мы задаём вопросы и действуем там, где любому другому сыну природы ясно видна грань, в этом вся разница.

Тут, например, ты рискуешь схватить пулю лишь за то, что криво посмотрел на вооружённого человека. Или, может, ты просто выглядишь не так, как остальные. И всё, псы, спущенные с цепи, налетают на свою добычу.

Вместо стрельбы порой они закалывают жертв штыками, забивают прикладами или и вовсе пускают в ход лишь ноги и свою неуёмную ярость. Разумно экономят пули или просто входят в безумный азарт, не знаю. И, конечно же, не останавливаю солдат в их порыве использовать ещё более бесчеловечные методы убийств. Глупо пытаться остановить стихию, особенно если ты сам являешься её частью.

Один из моих бойцов явно сторонится остальных и заметно морщится, когда те набрасываются на очередного бедолагу. Я, кажется, редко его видел раньше. Вероятно, он совсем недавно под моим командованием. Я не хотел бы излишне привязываться к кому бы то ни было в отряде и уж тем более учить их жизни, но его поведение просто недопустимо.

– Почему ты стоишь, пока остальные заняты делом?

– Сэр, я никак не могу стрелять по гражданским. Это выше моих сил. Одно дело на войне, но ведь они безоружны!

Я хватаю за плечо какого-то костлявого старика, удачно подвернувшегося под руку, и кидаю к ногам «бунтаря».

– Это и есть война. И она ещё не закончена. И не будет закончена, пока ты не убьёшь в себе главного врага – человека. Вопрос только в том, убьёшь ли ты сапиенса внутри, пожертвовав чужой жизнью, чтобы сохранить свою, или убьёшь себя, потеряв жизнь, но сохранив свою дурацкую мораль и притворно чистые руки. Выбирай, что для тебя важнее, но кто-то из вас точно должен умереть. Просто знай, если ты выберешь себя, я всё равно пристрелю старика, так что твоя жертва будет абсолютно бессмысленной.

Очередная пуля. Очередной труп. Не знаю, что этот парень выбрал, даже несмотря на то, что я прямой участник этого жестокого эпизода. Просто потому, что мне наплевать. Я сам убил в себе человечность много лет назад. И теперь я существую лишь в виде убогой тени самого себя, наблюдающей реальность сквозь пальцы.

Потребляю пищу, выполняю приказы, всё циклично. Ночью спокойно ложусь спать и лишь во сне терзаюсь теми мыслями, что патокой текут днём сквозь разум, не задевая струнки души. Всё вроде честно, и я свою цену заплатил. Но почему-то всё ещё просыпаюсь среди ночи в холодном поту с одним вопросом на губах:

– А стоило ли оно того?

«Некоторые из вас могли стать невольными свидетелями ночных арестов сторонников старого режима. Уверяем вас, что все злодеи были наказаны и теперь никакие возмутители спокойствия не смогут проливать кровь на улицах города».

Вестник ЦИТАДЕЛИ, выпуск 28.10.

Наутро

02.09.84

Когда солнце взошло над руинами, во всём городе царило безмолвие. Разрушенные остатки мегаполиса пребывали в трауре. Продлится это недолго. Рано или поздно жизнь вернётся на круги своя. Лишь шрамы, нанесённые нами, останутся на многие десятилетия, до тех пор, пока не умрёт последний свидетель наших деяний. Дело сделано.

Никто здесь более не сможет сопротивляться нашей власти. Никто даже не посмеет поднять глаза на наших солдат, по крайней мере, пока мы не дадим слабину. Да, рано или поздно это произойдёт, хватка ослабнет, а недобитые крысы выберутся из своих нор и позарятся на честно заработанный нами кровавый хлеб. Глупо рассчитывать, что будет иначе. Мы с трудом выгрызли себе эту победу. Великий магистр Опий стар и скоро отправится на тот свет. Много с этой страны мы всё равно не получим, а её обширными и перспективными территориями теперь управляет чёрт знает кто с наполовину свободным статусом. Однажды местные поднимут мятеж и снесут всё наше правление вместе с нами. Меня, скорее всего, вздёрнут на первом попавшемся дереве или столбе. Таков естественный порядок вещей.

Однако я спокоен, ибо всё это будет потом. А сейчас новый комендант Опий и весь остальной Орден Карнима на коне, а простые ронийцы в ужасе. Пока ещё не о чем беспокоиться и незачем себя хоронить. Свыше нам всем дарована передышка и долгожданный мир, стоит наслаждаться им и хвататься за каждую возможность продлить его ещё хотя бы на немного.