Юлия Понеева - Дистанция. Beginning

«Истинный друг – величайшее из земных благ,

хотя как раз за этим благом мы меньше всего гонимся».

(Франсуа де Ларошфуко)

Я проснулась от пронзительного звука будильника. Отвратительный треск заполнил все пространство комнаты. Шесть тридцать утра – самое время просыпаться, только вот мой организм так не считал. Что себя помню, всегда ненавидела вставать по утрам. В это время просто сама не своя: ненавижу весь мир. Как же невероятно трудно оторвать голову от подушки…

Сегодня важный день: в первый раз иду на работу. Это первое рабочее место в моей жизни, я должна быть в форме и показаться с лучшей стороны. Невероятным усилием воли поднялась с кровати. Посмотрев в окно, поняла, что еще больше не хочу просыпаться и куда-то идти – на улице было пасмурно и хмуро. Осенние листья все больше облетали с деревьев, моросил дождь. Тучи нависли над горизонтом, грозя разразиться диким треском при первом же дуновении ветра. Зябким и промозглым предстало для меня сентябрьское утро 2020 года. Бррр.

Сегодня снова мне приснилась покойная бабушка, она пыталась о чем-то предупредить, но я не желала ее слушать. Под конец она расплакалась, и я проснулась: «Интересно, это что-то должно означать? Вряд ли, скорее всего, просто дурной сон». Может, кому-то это покажется странным, но мне часто снятся умершие родственники. Эти сны такие реалистичные, после них я часто просыпаюсь в слезах.

– Кристен, я приготовила тебе завтрак, спускайся! – Мама вернула меня к действительности.

– Да, мам, я сейчас.

Мои родители всегда заботятся обо мне, как о маленькой девочке, хотя мне уже 23, и я вполне самостоятельный, взрослый человек. Я уже полтора месяца снова живу дома, и, честно говоря, после пяти лет учебы в Ист-Лэсинг возвращение в родной Детройт было несколько непривычным: уже как-то отвыкла от заботы и чрезмерной родительской опеки.

– Детка, кофе остывает, – сетовала мама на мою медлительность.

– Уже спускаюсь, ма!

В Ист-Лэсинге я с отличием окончила Мичиганский университет и получила специальность бакалавра права. Честно говоря, эта профессия не вызывала во мне море эмоций и энтузиазма, ведь я пошла туда учиться по совету родителей. Они очень хотели видеть свою любимую доченьку в роли юриста. Я не привыкла им перечить, поэтому и согласилась. Родители были в восторге. Они с восхищением рассказывали своим друзьям о том, что их чадо учится на отлично в одном из престижных вузов штата. Мои родители на самом деле не родные мне по крови. Они удочерили меня в возрасте 10 лет. Мои же настоящие мама и папа погибли в автомобильной аварии, а бабушка умерла от инсульта.

Моя настоящая семья из России, родители жили и работали в Москве. Я до сих пор помню тот страшный день, когда попала в детский дом, осознав, что теперь одна во всем мире. Но мне повезло, через пару месяцев меня удочерила семья иностранцев. С тех пор я живу в Америке и считаю ее своей родиной, хотя воспоминания о России иногда отражаются щемящей тоской в сердце.

После усыновления я никуда больше не уезжала из Штатов. Все, что осталось у меня от родины и родителей, – это старый фотоснимок. На фото мы всей семьей: я в возрасте 9 лет и мама с папой на елке около Кремля. Этот снимок я всегда ношу с собой в сумке, считая его своим талисманом. Он помогает преодолевать трудности. Когда я смотрю на это фото, кажется, что дистанция, отделяющая меня от родины, родителей, семьи, исчезает…

Мои приемные родители Эмма и Джон Паркер оказались просто чудесными людьми. Они сразу полюбили меня и относились как к своей родной дочери. Я быстро привыкла к ним и стала считать их родными. Они даже оставили мне мое имя, меня звали Кристиной, когда я жила в России, чтобы я чувствовала себя комфортно, они нарекли меня Кристен. Поначалу между нами был языковой барьер, но я быстро освоила английский, поскольку у меня был гуманитарный склад ума и способности к языкам. Я безумно благодарна своим вторым папе и маме за их любовь, доброту и нежность. Я люблю их как родных. Они сделали все, чтобы я почувствовала себя счастливой с ними.

У Паркеров не было своих детей, поэтому они и решились на усыновление. Им было около сорока, когда я переехала к ним. Всю жизнь они работали, пытаясь построить карьеру, а когда встретили друг друга, поняли, что очень нуждаются в семье. Эмма побоялась родить ребенка сама, ведь в таком возрасте, а ей к тому моменту было 39, велик риск патологий, к тому же перспективным казался вариант избежать «памперсного» периода, взяв сироту лет 8-10.

Их выбор пал на российские приюты. В то время там были прекрасные условия усыновления для иностранцев. Помню, папа Джон часто рассказывал мне о том, как они решились на усыновление. Это было непросто. К счастью, им попался, как он говорил, «золотой ребенок».

Я действительно была отличной девочкой: все усваивала на лету, любила учиться, узнавать что-то новое. С детства мне все удавалось на ура, за что бы я ни бралась, все получалось просто идеально. У меня была куча талантов: я отлично танцевала, прекрасно пела, рисовала совсем не детские в смысле композиции картины. Я увлекалась даже шитьем, бывало, что в школу надевала собственноручно сшитую обновку, которую мечтали заполучить ввиду ее красоты и уникальности почти все мои сверстницы. Родители водили меня по многим кружкам, чтобы поддерживать развитие способностей. Везде я блистала, затмевая своими успехами одноклассников.

Из-за моих талантов многие завидовали мне, поэтому с детства у меня было мало подруг. Девчонки не любят быть на втором плане. Поэтому моим единственным другом, кто общался со мной после моего переезда, был Майкл.

С Майклом мы вместе ходили в школу, а в свободное от учебы время и в выходные много гуляли, играли в игры, наведывались друг к другу в гости. Майкл никогда, в отличие от других сверстников, не завидовал моим успехам, наоборот, поддерживал меня, радовался моим победам, как своим, и с восхищением смотрел на меня.

Когда школа была окончена, я пошла в университет. Майкл тоже учился неплохо, он мог поступить в любой вуз и получить ту специальность, которую хотел. Но он, не задумываясь, выбрал тот же факультет, что и я, естественно, в том же вузе, как будто не хотел отпускать меня и терять из виду. Всю учебу в институте мы были неразлучными друзьями.

Однако, если наша дружба в школе спасала меня от одиночества и была для меня необходима, как воздух, то в годы учебы в институте она стала для меня несколько обременительной. Майкл в прямом и переносном смысле отпугивал от меня всех парней, а когда тебе 18 и ты чувствуешь потребность в общении с противоположным полом, такая «опека» становится проблемой.