Чаласлав - Лазейка

Арта зарыдала. Будто потеряв силы, она медленно сползла на колени, пытаясь цепляться за Лозена. Он поначалу сделал руками движение ей навстречу, но замер.

– Ты права, – потухшим голосом выдавил он, – сотрудничество с выдающимися людьми вывело бы революционный комитет из ранга дефектных. Поэтому я этого не допущу.

Лозен обошёл Арту, завёл безвольные запястья ей за спину и защёлкнул наручники.

– Прости, Арта, но по-моему ты явно дефектна. Ересь твоих опасных заблуждений необходимо подавить, так что ты арестована. Советую хранить молчание.

К Лозену стали стекаться его бойцы, ведя пленных. Подтянулись грузовики с конфискованным оружием. Лозен за талию поднял Арту на ноги. Она не вырывалась. Лозен поспешил сдать её координатору.

– Отряд, все – молодцы! – провозгласил он. – Общество Восьми высоко оценит ваши патриотические усилия!

Лозен в тесной каюте челнока надевал парадную форму, когда по интеркомму его вызвал пилот:

– Товарищ капитан, это надо видеть своими глазами.

Лозен обулся и осторожно, придерживая руками все фалды и аксельбанты, пролез в рубку. Пилот объединил все экраны в один, придав ему таким образом подобие лобового стекла.

– Смотрите, тавщкапитан, подлетаем.

Столица ещё выглядела как сфера, но даже на таком расстоянии уже не походила на другие планеты. Вместо бирюзового цвета сквозь облака просвечивал серый перламутр, будто там под атмосферой крутился бильярдный шар. Приближаясь к поверхности Столицы, Лозен понял почему: планета вместе с горными хребтами, океанами и ледниковыми шапками была покрыта архитектурным панцирем, за тысячи лет возведённым жителями, консульствами, бизнес-проектами, представительствами, фондами, общественными организациями и прочими-прочими социальными институтами Союза Восьми космических рас.

Архитектурные ансамбли были прекрасны, изящны и притом громадны. Они завораживали искусностью, позволившей сохранить пропорции и симметрию в колоссальных масштабах. Пилот слегка толкнул Лозена под локоть и указал взглядом перед собой. Он рулил на отливавший стеклом и бетоном континент, невероятные башни зданий которого широким конусом смыкались в центральной пирамиде. Пилот усмехался, поглядывая на Лозена.

– Смотрите, не отрываясь, – сказал он.

Лозен остановил взгляд на вершине пирамиды, и по мере приближения к ней, у него начала кружиться голова. Как бы близко они не приближались к центру, вид на экране оставался прежним. Здания приближаются, увеличиваясь, но вот – раз – и они снова в пределах видимости, чтобы снова уменьшаться по мере движения челнока. Лозен понял, что архитекторы в нескольких ярусах континента повторили очертания главного здания столицы – Храма Памяти, бросив тень его величия на целый материк.

Челнок опустился в заготовленную ячейку движущегося космодрома, и Лозен отправился к остановке местной транспортной сети. Вокруг Храма была закрытая полётная зона, так что приближающиеся гости Столицы испускали в воздух ещё один заряд восхищения, взирая на могучее здание снизу-вверх.

В потоке очереди блистательных надушенных и кичащихся своей исключительностью персон Лозен продвинулся к спрятанным в лабиринте колоннады резным воротам входа.

– Капитан, приветствую вас в Храме Памяти, – искренне обрадовался появлению Лозена единственный человек среди охранников. – Прибыли на заседание? Приятно видеть знакомые лица вдали от Терры.

Лозен, протянув документы, остановился прямо напротив него и мило улыбнулся.

– А знаешь кого будут судить на этом заседании?

Охранник думал, что разговор уже закончен и, немного сбитый с толку его вопросом, непонимающе посмотрел на Лозена.

– Тех, кто также как ты, хотел видеть вдали от Терры побольше знакомых лиц.

Лозен похлопал парня ладонью по плечу и прошёл мимо, пряча документы обратно во внутренний карман.

– Приятного вечера, товарищ капитан, – неуверенно пробормотал охранник ему вслед.

– Пока что – «капитан», – Лозен, не оборачиваясь, многозначительно ткнул пальцем воздух и еле слышно проговорил самому себе. – После всего они обязаны меня хотя бы в должности повысить.

Лозен прошагал через арку входа в холл. Посреди помещения высилась скульптурная композиция, подступы к которой также напоминали очертания самого Храма Памяти, однако вместо восьмиглавого купола венчалась она восемью стилизованными изображениями представителей восьми рас Союза. Под ними был колодец, лишённый освещения, символизировавший тьму времён. Из него прямо под ступнями гуманоидов располагались фрагменты сломанных клеток, решётки которых также несли в себе глубокий скрытый подтекст.

Лозен немного прошёлся вдоль композиции, не имея инструкций для дальнейших действий.

Из ниоткуда появился тактичный ординарец, кашлянул и поздоровался.

– Капитан Ко? – спросил он.

– Так точно.

– Приветствую вас в Столице. Давайте я провожу вас в расположение. Полковник дожидается.

– Что ж, да, было бы прекрасно.

Они стали огибать монумент.

– Поздравляю вас с успешной спецоперацией.

– А, э… да, спасибо. Вообще-то не считаю это какой-то победой, – почему-то решил разоткровенничаться Лозен, – тяжело сражаться против своих же соотечественников.

Ординарец замотал верхними конечностями:

– О, нет-нет, всё на самом деле обстоит совсем иначе! Возможно, вас утешит взгляд на ситуацию с дефектными столичных политработников, поэтому проявлю инициативу и позволю себе отобрать немного вашего времени.

– Ну, э… да, было бы неплохо увидеть э… положение вещей чужими глазами, а то вариться в собственных мыслях довольно тяжко.

– Не корите себя и не переживайте ни секунды. Дело всё в том, что те дефектные, которых вы арестовали, – это не ваши соотечественники! Думать так – это глубокая архаика, порождающая национализм, воззвать к которому и стремится ревкомитет. Ваши соотечественники не на Терре и не в конкретных человечниках – они здесь, и на Терре, и в человечниках. Они везде. Вот они, – ординарец указал рукой на скульптуру, – они – это восемь рас, свободное общество, управляемое не национальными интересами и ксенофобными настроениями, не жесткой иерархией революционных ячеек. Нет! Но дружбой и равноправным диалогом представителей всех восьми рас в совете. А дефектные не хотят считаться с чужим мнением. Они хотят преувеличения и признания каких-то мифических привилегий конкретной расы. Они хотят добиться жестокого режима подавления инакомыслия. Хотят торжествовать на принижении чужих достоинств. Они как тираны, – ординарец указал на подножие монумента, – вот, скульптор овеществил их стремление властвовать и порабощать остальных гуманоидов в виде метафорических тенёт метода силы и агрессии. Как древние тираны жаждали войны и подчинения, ограничивая свободное общество в потреблении ресурсов и благ, так и ревкомы желают превознесения своей милитаристской идеологии над другими. Поэтому нельзя давать им право голоса, ведь, как вы и убедились во время рейдов, говорить они согласны только свистом пуль и грохотом взрывов. Нельзя этого допускать! Нужно как и сотни лет назад объединить совместные усилия и наступить на решётки, клетки и руки, тянущиеся к красным кнопкам.