Эдвард Уолдо - Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы

– Манжеты на брюках снова выходят из моды, – через минуту говорит Смитти.

– И опять миллионы парней будут перешивать штаны. А интересно, куда портные денут отрезанные манжеты? А производители? На что пойдет освободившаяся ткань?

– Наделают ковриков.

– Цена такая же, – говорит Херб, имея в виду брюки без манжет.

– Точно, – отзывается Смитти, понимая, что сказал Херб.

И вновь – тишина.

Наконец Херб задает вопрос:

– У тебя много немнущихся костюмов? Которые после стирки не нужно гладить.

– Ну, есть несколько. У всех нынче такие есть.

– А их что, реально стирают?

– Конечно нет, – качает головой Смитти. – В химчистках применяют специальный метод. Отлично работает.

– Зачем же тогда на этикетках пишут, что можно стирать и не гладить?

– Да какая разница, что там пишут?

– Ты прав, – отзывается Херб, находя удобный момент, чтобы соскочить с темы.

– А вон и Фаррел из первого дома, – произносит, ухмыльнувшись, Смитти.

Он смотрит через фасадное окно на стоящий на противоположной улице, по диагонали, дом.

– Что он там, интересно, делает? – спрашивает Херб.

– Ящик смотрит, я думаю. Кресло у него идиотское.

Херб встает и пересекает комнату с подносом в руках. Ставит поднос на стол и возвращается. Никто на таком расстоянии и не подумает, что он подглядывает.

– Обычное кресло с обивкой. Что в нем такого?

– Красное! Кто в здравом уме в такую комнату внесет красное кресло?

– Да не переживай, Смитти! Наверняка скоро пригласит дизайнера и будет все переделывать.

– А помнишь, два года назад он все зашил сосной. Типа как на ранчо. А потом, и недели не прошло, притащил зеленое кресло. Тоже мне, мистер Первый Американец!

– Помню, – кивает головой Херб.

– Недели не прошло!

– Ну?

– Недели!

Херб взвешивает сказанное и говорит:

– Он что, может себе позволить нанимать дизайнера и рабочих каждые два года?

– Может, у него родственники богатые? – отзывается Смитти.

– А ты его знаешь?

– Я? Нет, конечно. Никогда там не был. Мы едва здороваемся.

– Хотя он, похоже, едва концы с концами сводит.

– Откуда известно?

– На машину посмотри.

– Может, он все деньги вбивает в дом!

– Все равно – странные люди.

– И что это значит?

– Тилли видела, как она покупает в магазине черную патоку.

– Черт побери, – качает головой Херб. – Это ни о чем не говорит. Патока – это вроде как народная медицина. Едят же люди всякую траву. А что касается машины, так, может, ему наплевать, что кого-то напрягает, что его машине полтора года.

Молчание.

– Пора бы мне покрасить дом, – говорит Смитти.

– Мне тоже, – вторит ему Херб.

Полосы белого света разрезают лужайку перед домом. Пикап Смитов въезжает на дорожку, заворачивает на стоянку и затихает. Дважды хлопают двери – словно двусложное слово. Приближаются женские голоса; дамы говорят одновременно, но ни одна не упускает ни слова из сказанного подругой. Распахивается дверь, входит Тилли, за ней Джанетт.

– Привет, парни! Отчего так тихо?

– Солидные мужчины, солидный разговор, – отзывается Смитти.

Они шли по волнообразным коридорам, дважды оказываясь над бездонными с виду колодцами – безо всякого для себя вреда. По этим колодцам они взлетели на верхние этажи, в просторное помещение, где их ждал Миелвис. Он был один. Его одеяние, состоящее из широкой желто-пурпурной ленты, которая по диагонали охватывала его тело от левого плеча, через талию и к правой ноге, делало его фигурой весьма представительной. Он приветствовал Чарли весело, но степенно, после чего открыто одобрил наряд гостя.

– Я вас оставлю, – сказал Филос, на которого Миелвис не обратил ровно никакого внимания (может быть, это говорило не о пренебрежении, а как раз наоборот – о высшей степени дружеского расположения, не нуждающегося в формальных выражениях?), пока тот не заговорил. Миелвис кивнул и улыбнулся. Филос исчез.

– Исключительно тактичен, – одобрительно сказал Миелвис. – Такой Филос у нас один.

– Он очень много для меня сделал, – сказал Чарли и, помимо собственной воли, добавил:

– Как мне кажется…

– Ну что ж, – Миелвис окинул его внимательным взглядом, – Филос говорит, ты чувствуешь себя гораздо лучше.

– Скажем так, я только начинаю понимать, как я себя чувствую, – отозвался Чарли. – А это – гораздо больше того, что я знал, когда здесь оказался.

– Ну что ж, опыт был нелегкий, спору нет.

Чарли внимательно рассматривал Миелвиса. Что-либо определенное сказать по поводу возраста ледомцев он был не в состоянии, и, если Миелвис казался старше остальных, то лишь потому, что прочие выказывали ему явное, особого рода уважение. А еще он был несколько крупнее остальных, с более полным, чем у прочих местных, лицом и каким-то странным расположением глаз. Но ни в одном из встреченных им аборигенов Чарли не заметил явных и безусловных признаков старения.

– Итак, ты хочешь узнать о нас все, так?

– Именно!

– И зачем?

– Это мой билет на дорогу домой.

Идиома была настолько изношенной, что, вероятно, не могла быть выражена на ледомском, и Чарли понял это, как только произнес эти слова. В местном языке не существовало понятий «платить» и «получать доступ», а слова, которые он использовал, чтобы передать значение «билет», означали скорее «этикетка» или «индекс».

– Я имею в виду, – продолжил он, – когда я увижу все, что мне покажут…

– …и о чем ты только пожелаешь спросить…

– …и я расскажу вам, что я обо всем этом думаю, вы сможете отправить меня туда, откуда забрали.

– Я очень рад, что могу подтвердить это, – сказал Миелвис, и у Чарли возникло ощущение, что его собеседник своими словами и интонацией дает понять, что подтверждение существующей между Ледомом и Чарли договоренности дается ему не без труда.

– Ну что ж, начнем! – проговорил Миелвис, и в его устах это прозвучало как острота.

Чарли озадаченно засмеялся.

– Я даже не знаю, с чего! – сказал он.

Он читал у кого-то, скорее всего у Чарльза Форта, замечательную фразу: если хочешь измерить длину окружности, начни из любой точки.

– Ну что ж, – сказал он наконец, – мне хочется узнать о ледомцах… что-нибудь очень личное.

Миелвис развел руками.

– Спрашивай все, что считаешь нужным.

Но робость неожиданно овладела Чарли, и он не смог задать прямого вопроса. Вместо этого он начал осторожно подбирать слова:

– Вчера, перед тем как я лег спать, Филос сказал, что… что ледомцы никогда не видели мужского тела. Из этого я вывел, что вы все – женщины. Но Филос сказал, что это не так. Но ведь можно быть либо тем, либо другим, верно?

Миелвис не ответил. Он неподвижно смотрел в глаза Чарли, и на губах его застыла мягкая дружелюбная улыбка. Несмотря на все возрастающее смущение, Чарли опознал технику, которую использовал Миелвис, и по достоинству оценил ее – когда-то у него был учитель, который вел себя точно так же. Он словно приглашал собеседника самому найти ответ и сделать выводы. Но такая техника применима лишь к тому, кто располагает всеми необходимыми фактами и способен ими распорядиться – на этом были основаны детективные романы про Эллери Куина, где читателю предлагалось самому определить, кто убийца, на основании имеющихся сведений.