Александр Староверов - То, что вы хотели

Самое плохое, что может случиться с человеком, со мной уже давно произошло: я родился. Остальное лишь вытекает из этого печального факта. Остальное – это я, сидящий на холодном металлическом полу тюремной камеры, закрывший глаза и зажавший уши ладонями. Такая фарфоровая обезьянка из детства. Стояла, помню, на комоде в спальне родителей. Точнее, три обезьянки. Ничего не вижу – ничего не слышу – ничего не скажу. Рот руками, как третья обезьянка, я зажать не могу. Не хватает рук. Но я и так не скажу. Потому что сказать мне нечего. В этой позе проходит большая часть моих дней. Или ночей? Не знаю. Дни и ночи остались в совсем другой счастливой жизни. Здесь их нет. Только – ничего не вижу – ничего не слышу – ничего не скажу… Я бы предпочел не существовать, чем так… Но не получается. Даже время стало моим врагом. Оно душит. Вернее, придушивает. Живу на самой грани небытия и никак не могу пересечь эту грань. Никогда не думал, что можно так мечтать о смерти. Сон – мое краткое счастье. Хотя и во сне… Но я научился забывать сны. Об этом никто не знает, это мой главный секрет и пять-десять секунд кайфа, выцарапанного мною у жизни. Пять-десять секунд, когда, выныривая из очередного кошмара, я зависаю в воздухе, чтобы неминуемо плюхнуться в кошмар реальности. В воздухе хорошо. Я забываю сон, забываю, кто я и где я… Заканчивается это всегда одинаково: мне становится нестерпимо хорошо, а затем сразу приходит понимание, почему мне так нестерпимо хорошо. И становится нестерпимо плохо. Я открываю глаза и вижу то, что вижу. И слышу то, что слышу. И понимаю то, чем я являюсь, и чему послужил причиной, и к каким следствиям-последствиям это привело. Тогда я сажусь в позу лотоса на холодный металлический пол своей камеры, закрываю глаза, зажимаю ладонями уши и стараюсь ни о чем не думать.

Беда в том, что сами мои старания есть мысль. Думать о том, чтобы не думать – мой личный Эверест глупости и безнадеги. На этой вершине я провел первые пять лет своего заключения и все-таки решил якобы неразрешимый логический парадокс. Жизнь заставит – и не такое решишь. Я вообще-то парень умный и упорный. Когда-то был предметом зависти и образцом для подражания всего человечества. Человечества! Ни больше ни меньше! Тьфу, вспоминать противно… К сожалению, нрав у человечества весьма переменчив. Вчера превозносили, обожествляли, награды вручали, а сегодня… А сегодня я сижу в камере-одиночке, обвиненный в заговоре с целью уничтожения вида homo sapiens . И во всех проблемах этих бедных homo виноват практически я один. Что не так уж далеко от истины, к сожалению… А ведь было время – меня, казалось, в космос несло, прямиком в божественные выси. Но вынесло сюда, на холодный тюремный металлический пол, где я ничего не вижу, ничего не слышу и ничего не скажу…

Все же что-то от былого величия во мне осталось. Со временем я научился забывать себя. Это оказалось довольно просто. Любому существу, пожелавшему забыть себя, необходимо закольцеваться, впиться зубами в свой несуществующий или существующий хвост, начать жевать его и перестать понимать, где собственное начало, а где конец. Технически укусить самого себя за хвост гораздо проще, чем объяснять философскую подоплеку этого действа. Достаточно, предельно сконцентрировавшись на одной мысли, много раз (может, и миллион, откуда мне знать, не считал) повторить ее про себя. Да-да, все банально, старые добрые мантры… Не банально, правда, что дошел я до этого сам, никогда не изучая никаких восточных практик. И даже изобрел несколько эксклюзивных заклинаний. Самое бронебойное из которых – “Чумо лока дах о!”. Если и простит меня когда-нибудь оскорбленное и погубленное мною человечество, то именно за “Чумо лока дах о!” Подозреваю, что если бы донес кто-нибудь до людей мое великое открытие, то все можно было бы исправить или хотя бы остановить. Но некому доносить – сторожащие меня силы добра и порядка мне не поверят. Сочтут, что я все-таки сбежал от них в безумие, несмотря на все препараты, которыми они меня регулярно пичкают.

“Чумо лока дах о!” – заклинание, рожденное опытным путем из обыденной фразы на русском языке: “Хочу молока, да!”. Если быстро и много раз ее повторить, то звуки сольются в восхитительную бессмыслицу, случится короткий, но яростный укус, после чего личность перестанет существовать. Главное – повторять много раз. Однообразие приведет к взрыву, и все исчезнет. К сожалению, в моем случае счастье длится недолго. Через некоторое время из блаженства меня вырывает вибрация. Такая незаметная, почти неощутимая дрожь. В пустоте и небытии не может быть дрожи. Кайф рушится. Громкие звуки, которыми пытают меня силы добра и порядка, тепло или холод не способны победить “Чумо лока дах о!”, но вот дрожь побеждает легко.

Все просто – тюрьма, где я обитаю последние восемь лет, находится в трюме авианосца, и двигатели его не замолкают ни на секунду. Дрожь – это не просто вибрация. Это вещественное подтверждение того, чем я стал.

Выпав из небытия, я вынужден открывать глаза. Почему – могу только строить гипотезы. Но однажды я открыл их не сразу и потом целый месяц не мог достигнуть нужного состояния. И даже “Чумо лока дах о!” не в силах было мне помочь. С тех пор сразу открываю. Первое, что всегда вижу, – себя. Куда бы ни посмотрел – всегда себя. Нет, я не в зеркальной комнате, стены моей темницы, как и полагается по классике жанра, темны и непроглядны. Однако технологии со времен обожаемого мною в детстве узника замка Иф скакнули далеко вперед. Стены научились превращаться в экраны. Во множество экранов… Ни холод, ни звук, ни прожектора, которыми меня слепят, особых хлопот не доставляют. А вот ЭКРАНЫ… Обмануть их стало моей целью. Я верчу головой, моргаю, резко перевожу взгляд, но постоянно утыкаюсь в себя. Даже холодный металлический пол, стоит только посмотреть на него, превращается в ЭКРАН. Датчик слежения за зрачками или что-то в этом роде… Я знаю, я не чужд технологиям, сам когда-то в них верил. А теперь верю, что смогу их обмануть.

Нет, опять не удалось. На ЭКРАНЕ я вижу себя. Бородатый обросший чувак в оранжевом мешковатом комбинезоне, вылупив мутноватые зенки, проступает сквозь пиксели. На запястьях чувака элегантные стальные кандалы с тонкой цепочкой, на щиколотках тоже, разве что цепочка потолще. В нашем безумном мире вполне могли бы сойти за стильные украшения. Но здесь, в трюме тюрьмы-авианосца, у них другая роль. Так же, как у оранжевого комбинезона и у всего этого дешевого, насквозь фальшивого голливудского антуража.