Инна Живетьева - Тридцать седьмое полнолуние

– Тьфу, пацан! Чего тут сидишь? Под пулю хочешь?

Он говорил чисто, лишь слегка выделяя согласные. Ник молча смотрел на него.

– Брось пистолет. Ты его в машине нашел? Брось! Сейчас за меньшее стреляют. Слышишь? Давай! – и повел автоматом.

Ник медленно – так ему показалось! – поднял руку и нажал на спусковой крючок. Ударило отдачей, очень сильно.

Из-под бороды плеснуло красным, сразу залив грудь. Ареф булькнул и повалился на спину. Звякнул задетый им мокик.

Ник выронил пистолет и сунул кисть под мышку. Согнулся, упершись лбом в колени. Кружилась голова.

Открыл глаза в сумерках.

На потолке покачивались тени – шевелились ветки дуба. Через дверной проем в соседней комнате виднелись часы, циферблат поблескивал в лунном свете. Затихал в корпусе отзвук удара. Ник приподнялся на локтях и разглядел: стрелки сошлись на полуночи.

Снова лег, закинув руки за голову. Странно, что приснился тот, первый убитый им. Раньше о нем не вспоминал. Сейчас же, разглядывая скребущие потолок тени, думал: а стал бы ареф стрелять? В испуганного, загнанного, голодного тринадцатилетнего пацана. Или отпустил бы?

Лежал так долго, часы успели пробить еще дважды. Потом снова сморило.

Когда проснулся второй раз, ночь уже поблекла. Сыпался мелкий дождь, такой холодный, что запотели стекла. Дуб постукивал ветками о стекло, противно каркала ворона.

Дверь в соседнюю комнату была закрыта, и, чтобы взглянуть на часы, пришлось вылезать из-под одеяла. Оказалось, уже без четверти девять. Это он на неделю вперед выспался.

Ник зябко переступил на холодном полу, повернулся и заметил на столе папки. Сверху лежала записка. «Микаэль! – писал Георг с нажимом, силуэты букв отпечатались на картоне. – Я уехал по делам. Вернусь к ужину. Гимназию сегодня пропусти. Александрина тебя накормит». Все, подписи нет.

Документы Ник читал до полудня. Запросы, отчеты, протоколы. Копии свидетельств о смерти матери и брата. Показания очевидцев.

Пару раз в комнату заглядывала Александрина: сначала пригласила на завтрак, потом сообщила, что обед будет в час, а господин Георг приедет к шести.

– Подождите, – остановил ее тогда Ник. – Вы не знаете, здесь, в доме, есть альбомы с фотографиями?

– К сожалению, мне об этом ничего не известно. Может быть, господин Георг хранит их в кабинете или в личной библиотеке, но эти комнаты заперты.

Интересно, у деда всегда была такая привычка? Или появилась вместе с внуком?

– Ладно. А я могу выйти в город?

В глазах у женщины мелькнуло недоумение.

– Конечно, но… господин Георг не оставил распоряжений.

– И что? Мне теперь сидеть под замком?

– Я имела в виду, что без машины в город добраться сложно, а Леон без разрешения хозяина из гаража не выедет.

– Здесь не ходят автобусы?

– Ближайшая остановка километрах в десяти. Если пройти через лес, будет платформа, но электричка только утром и вечером.

– Понятно, спасибо.

После обеда Ник на второй этаж не вернулся. Читать документы больше не было сил – тошнило, буквы прыгали, строчки сливались.

Он побродил по комнатам, рассматривая картины. В музыкальном салоне, стоя перед шпалерной развеской, задумался: а все ли тут копии? Долго разглядывал витрину со старинными орденами. Под каждым лежала планка с указанием, кто из предков заслужил награду. Над клавесином в углу заметил небольшой портрет девушки. Несмотря на длинные локоны, убранные в сложную прическу, Ник узнал Марину Леборовски. Произнес про себя: «Мама» – и с досадой дернул плечом.

В библиотеке обнаружил телевизор, который принимал много каналов. Пощелкал, выискивая фильм попроще, чтобы не думать. Но вместо этого наткнулся на «24-новости», повторение утреннего эфира.

Показывали ограбление ювелирного магазинчика в каком-то южном городе – там уже начали цвести каштаны под неестественно голубым небом. В магазине нажали «тревожную» кнопку, полиция приехала быстро, и бандиты не успели скрыться, однако успели захватить заложников. Сквозь окно-витрину просматривались люди, стоящие со сцепленными на затылках руками лицами к стене. Один из грабителей держал их под прицелом автомата, другой орал в телефонную трубку. Журналистка, захлебываясь от ужаса и восторга, говорила, что бандиты требуют бронированный фургон.

Камера повернулась, показывая оцепленный полицией перекресток и бойцов в камуфляже, прикрытых щитами. Чуть в стороне приткнулась «Скорая». Узкие улочки были забиты машинами, взмокший регулировщик разгонял их, заставляя выезжать по тротуару.

Ник продолжал смотреть, не обращая внимания на проснувшуюся в затылке боль. Ему снилось – или он тоже стоял вот так, сцепив пальцы и ожидая выстрела?

Переговоры затягивались. Журналистка, чтобы заткнуть дыру в репортаже, зачитывала с листа список заложников: продавщицы, директриса, молодая пара покупателей. Охранник, по неподтвержденным данным, был убит. Показали встрепанного дядьку с бледным лицом – мужа одной из продавщиц.

Ник старался вспомнить ощущения точнее: вот ствол касается затылка, и холодные мурашки бегут вниз по шее. Где это могло произойти? В Фергуслане? На пути к границе? В горах? Нет, где-то в здании: чувствовался привкус штукатурки на губах. Может быть, в спортзале? Согласно документам из папки, госпиталь, устроенный в школе, захватили боевики. Половину медперсонала перебили, остальных заставили работать на себя. Взрослых раненых расстреляли всех, а детей оставили – прикрыться.

Картинка на экране сменилась: спорили двое в штатском, один в камуфляже и один в мундире. Оператор взял их издалека, голосов не было слышно, но журналистка уверяла, что обсуждается план по освобождению заложников. Соглашаться на требования бандитов руководство не желало.

Пригнувшись, скрылись в переулке бойцы. Собираются брать магазинчик с тыла? Но дать очередь по заложникам – дело пары мгновений.

А потом изображение запрыгало и послышались голоса. Ник увидел, как через перекресток идет парень, его ровесник, и одет похоже, в такие же джинсы и черную футболку. Крикнули из-за оцепления, и парень обернулся. Оператор успел схватить крупный план: русые волосы, загорелое лицо со светлыми глазами, на губах подживающие ссадины. Испуганный голос за кадром частил: «Как? Он же не подчиняется!.. Да? А вы попробуйте сами. Силой? Ну, знаете ли, господа!»

Тот бандит, который говорил по телефону, махнул: убирайся!

«Что? – нервно спросила в сторону журналистка. – Но стекло же бронированное».

Парень развел руки, показывая, что безоружен. На левом запястье у него были часы на широком ремешке, на правом – напульсник из ткани и кожаных ремешков.

Грабитель крикнул из-за стекла, но до микрофона звуки не долетели.