Хуго Балль - Тендеренда-фантаст

И он был осуждён съесть то, что сам заварил. И художник [27] В оригинале – Tuifelemaler, что близко по написанию к Teufel, т. е. чёрту. На тирольском диалекте слово означает мастера, который пишет эпитафии и украшает крестами могилы. Мейделес написал его портрет, прежде чем его предали мукам. И все гранки сочились жёлчью и ядом.

Рождение дадаизма. Млеко-Млеко, квинтэссенция фантастики, порождает юного господина Эмбриона, высоко наверху в той области, которая окружена музыкой, танцами, сумасбродством и божественной фамильярностью, достаточно отчётливо выделяясь на фоне своей противоположности.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

О вы, милостивые государи и дамы, Созерцающие эту картину, Прошу, помолитесь за души Усопших здесь. Автоэпитафия Бернарда Клервоского – католического святого, теолога и мистика XII в., которую Балль заимствовал из сборника изречений мистиков, изданного под редакцией Реми де Гурмона в 1892 г. с предисловием Ж.-К. Гюисманса (четверостишие переведено К.В. Дудаковым-Кашуро).

Впервые эта глава была публично прочитана Баллем 7 февраля 1916 г. в «Кабаре Вольтер», т. е. спустя несколько дней после его открытия.

Библеизм «талифа-куми» (ţlīthā qūm, арам.) означает «девица, встань». Здесь Балль, по сути, приводит слова Иисуса Христа по Евангелию от Марка (Марк 5:41) в той части, где Иисус воскрешает дочь начальника синагоги.

Вождь Зарево – Haüptling Feuerschein (нем.) – является также персонажем романа Балля «Фламетти» (1918), в котором главный герой, директор варьете и пожиратель огня Макс Фламетти, придумав музыкально-цирковой спектакль, выступает под именем Зарева основным номером.

Имя Беньямина фонетически отсылает к главному персонажу романа Карла Эйнштейна «Бебюкин, или Дилетанты чуда» (1912) (на рус. яз. см.: Иностранная литература. 201 1. № 4. С. 200246), который Балль очень ценил и который и со стилистической точки зрения, и тематически перекликается с «Тендерендой».

«Кант – вот архивраг, с которого всё и началось. Своей теорией познания он отдал все предметы видимого мира во власть разума и господства. […] А это казарма в её метафизической потенции», – негодующе записал в своём дневнике Балль в ноябре 1914 г. (см.: Седельник В.Д. Дадаизм и дадаисты . М.: ИМЛИ РАН, 2010. С. 399–400). В конце того же месяца он делает запись: «Сегодня я увидел средство для чистки обуви с названием “Вещь в себе”. Почему метафизика так потеряла уважение к себе? Потому что её сверхъестественные утверждения могут объясняться слишком естественным» (Ball H. Die Flucht aus der Zeit . Mu ¨ nchen: Duncker & Humblot, 1927. S. 18).

Фигура конька в романе может иметь разные толкования: начиная с самой очевидной – с того, что dada имеет во французском значение детской лошадки, а значит, имеет важную для дадаизма коннотацию игры, шалости, детства; заканчивая тем, что прозвищем приёмной дочери Балля Аннамари Хеннингс (Schütt-Hennings), привезённой в Цюрих в год основания дадаизма в 1916 г., было «морской конёк». Между тем, не исключено, что игрушечный конёк отсылает к конской кукле, как одной из фигур средневекового площадного театра, а возможно и ещё раньше. У Шекспира в комедии «Бесплодные усилия любви» и в «Гамлете» конёк-скакунок упоминается в контексте песни «О стыд… конёк-скакунок позабыт». В «Гамлете» он понимается как нечто, подвергшееся забвению, так как эта народная игра была у пуритан под запретом. Таким образом, игрушечный конёк может пониматься как носитель значения весёлой, естественной и, увы, запретной игры.

Немецкая патриотическая песня времени франко-прусской войны, но ставшая снова востребованной в период Первой мировой.

Доктор-шарлатан – типичная фигура народного театра, известная ещё с древнегреческих комедий, древнеримских ателлан и commedia dell’arte.

Немецкое слово trichter имеет основное значение – «воронка». «Нюренбергской воронкой» называют крупнейшее в немецкой барочной поэтике сочинение нюренбергского писателя и энциклопедиста Георга Филиппа Харсдёрфера (Harsdo ¨ rffer) «Поэтическая воронка. Немецкое искусство сочинять и рифмовать без помощи латинского языка, излитое в шести частях» (1647–1653). Харсдёрфер прославился характерными в целом для поэзии барокко словесной игрой, фигурными стихами, акцентом на звукописи, т. е. теми приёмами, которые были не менее востребованы в эстетике авангарда и в дадаизме в частности.

Очевидная аллюзия и на «Голубой цветок» Новалиса (важного для Балля писателя и мыслителя), и на мюнхенскую экспрессионистическую группу «Синий всадник» (о ней см. далее в комментариях).

В дневнике «Бегство из времени» (запись 26 марта 1916 г.) Балль упоминает чтение этой главы в «Кабаре Вольтер»: «Сегодня я впервые читал “Закат танцора”, прозу, где я изображаю подточенное всеми страхами и ужасами существование; поэта, который, заболев необъяснимыми и необозримыми глубинами, погибает в нервных судорогах и параличе. Ясновидящая сверхчувствительность – вот безобидная исходная точка. Ему не удаётся ни избавиться от впечатлений, ни усмирить их. Он становится жертвой потусторонних сил» (Балль Х. Бегство из времени (пер. В.Д. Седельника) // Вопросы литературы. 2007. № 4. С. 287).

Пляши (Machetanz) – собирательный образ декадента, за которым, возможно, стоит фигура писателя Станислава Пшибышевского, с которым Балль познакомился в 1913 г. В свою очередь, в третьей главе «Тендеренды» одну из героинь зовут Дагни; такое имя имела супруга Пшибышевского – норвежская писательница и пианистка Дагни Юль. Между тем известно, что жена Балля – Эмми Хеннингс (Hennings) – выступала с Баллем в созданной ими труппе Арабелла под псевдонимом Дагни. В архиве Хеннингс хранится несколько рукописей с воспоминаниями под названием Дагни. Такое же название было и у её неопубликованного романа 1915 г. Имя это встречается в текстах других писателей-экспрессионистов, таких как Франц Юнг и Йоханнес Бехер. В целом глава саркастически рисует картину декадентской эстетики и её кризиса. Вместе с этим, главный герой, несомненно, имеет литературную родословную в Ницше и его танцующем Заратустре. К концу 1910-х гг. Балль меняет отношение к Ницше, которого в данном контексте он мог воспринимать как своеобразного идеолога декадентов.