Дин Лейпек - Вероника Стейнбридж покидает Зону Безопасности

Она увидела его в тот же момент, когда еще раз пересчитала недели и точно убедилась, что ничего не перепутала. Очки, джемпер, улыбка… Вероника попятилась к двери, очень надеясь, что ее еще никто не успел заметить. Потому что приступ повторялся – тот самый приступ, который она сегодня уже победила при помощи «Спаркла». Этого не могло быть, этого никогда раньше не случалось – Вероника спокойно жила неделями, а иногда и месяцами после приема таблеток. И никогда раньше приступы не были столь сильными, как сегодня днем – и как сейчас. Вероника нащупала за спиной ручку двери и выскочила в прохладный пустой коридор. Из соседней двери доносилась ритмичная музыка – там проводили занятия по танцам, а чуть дальше нестройный хор голосов повторял фразы на испанском. Вероника быстро пошла к выходу, стараясь при этом ступать неслышно, как будто ее мог кто-нибудь поймать и попытаться остановить…

– Ника!

Она резко обернулась, и ее чуть не вывернуло наизнанку – Тим вышел из зала, осторожно прикрыв за собой дверь. Вероника вновь заспешила – теперь желание поскорее покинуть здание превратилось в абсолютную физическую необходимость. Только бы добраться до улицы, а там идти, идти, идти…

– Ника! – голос раздался совсем рядом, Вероника сжалась и снова инстинктивно обернулась – мысль о том, что он прямо за спиной, была совершенно невыносимой. Он стоял совсем рядом, в паре шагов, и Вероника тут же опустила взгляд, чтобы не видеть умных стекол очков.

– Посмотрите на меня.

Она помотала головой, пытаясь стряхнуть подкатывающую тошноту.

– Ну! – рука схватила ее за подбородок и больно дернула вверх.

Стекла были совершенно прозрачными, а глаза – абсолютно серьезными.

– Идем, – бросил Тим.

– Куда? – на автомате спросила Вероника, но ноги уже следовали за ним по мягкому бежевому ковролину холла – Тим шел к выходу. На улице он схватил Веронику за рукав и подтащил к ближайшей скамейке у Городского дерева. Усадил рядом с собой, залез в карман джинсов и достал маленький пакетик с грязно-розовой таблеткой.

– Держите.

– Что это?

– Мидониум.

Вероника с опаской посмотрела на очки. В них отражались фонари, подсветка витрин, вывески и ее бледное лицо.

– Супрессив быстрого действия. У вас, в Зоне, его не выписывают, я знаю, – Тим повернулся к ней, так что за отражением стали видны серые глаза.

Они улыбались.

– Это не первый раз. Когда я вижу человека, принимающего «Спаркл», – мягко добавил он.

Сквозь высокие окна в офис вливается молоко – солнце скрыто за плотной пеленой облаков, и свет растворяется в воздухе вместе с тенями, очищая огромное пространство офиса, делая его серым и стерильным. Но Веруника видит не просто серый свет – для нее он переливается перламутром тончайших оттенков, в нюансах которых скрывается деликатная эстетика полутонов. Даже в сером она может видеть цвет. И теперь это совсем не опасно.

«Мидониум» творил чудеса. Там, где раньше Веронике приходилось балансировать на грани, выплескивая на холст избыток энергии, пока возможности полотна не иссякали, и оно не отторгало калейдоскоп смущенного сознания, теперь удавалось увидеть гармонию, услышать тишину, почувствовать равновесие. Вероника стала больше заниматься графикой – лаконичная и при этом живая история линии стала занимать ее сильнее спонтанного буйства красок. Да, конечно, точно так же, как и раньше, иногда что-то подкрадывалось, сдавливало изнутри и выворачивало наизнанку хрупкий порядок ее души, гнало Веронику прочь от людей, в тихий полумрак ее студии – но вместо ядовитых оранжевых таблеток она могла выпить одну розовую, и приступ проходил тихо и бесследно. Картины из «Спаркла» стояли у стены, стыдливо отвернувшись, и Вероника не жалела о том, что не продолжает цикл. Он слишком дорого ей обходился.

«Супрессив» доставал Тим – он мог заказывать его у себя дома, за границей Зоны, и получать по почте. По вторникам вместе с доверительной беседой Вероника получала маленький пакетик, обещавший, что равновесие и впредь не будет нарушено. Что она больше не будет сходить с ума.

По правилам группы Вероника должна была бы задавать вопросы, а Тим – отвечать, но чаще всего все происходило наоборот. Любые ее попытки действовать по алгоритмам «Узнай себя» оканчивались ничем, а каждый его вопрос заставлял ее говорить о том, о чем никогда не узнали бы ни Эмили, ни Софи.

– Как ваше самочувствие, Ника? – спрашивал он.

Очки смотрели внимательно и при этом оставались совершенно непроницаемыми.

И Вероника, вместо того чтобы ограничиться вежливым ответом, зачем-то начинала рассказывать, объяснять, описывать – а он слушал, как будто это и впрямь было ему интересно.

– Почему я всегда отвечаю на ваши вопросы? – спросила она как-то раз после очередного долгого рассказа, во время которого Тим кивал и уточнял с вниманием профессионального психотерапевта.

– Я – журналист, – усмехнулся он – стекла очков блеснули. – Должен уметь правильно задавать вопросы.

«Интересно, если я – художник, – думала потом Вероника, идя рядом с молчаливой Софи, – то что я должна уметь?»

Она почти ничего не знала о нем самом. Это были отдельные мазки, разрозненные фрагменты картины, и Вероника дописывала ее на свой страх и риск, не зная наверняка, угадает ли она истинный цвет и композицию полотна. Она пыталась разложить его на палитру, линию и свет, как делала это всегда, когда пыталась с чем-то разобраться: если ей удавалось запечатлеть «Спаркл», должно было получиться и с Тимом, освободившим ее от наркотика – и в конце концов она обнаружила себя напротив полотна с недописанным лесом.

– Как самочувствие? – спросил Тим на следующей встрече.

– Я начала писать лес, – осторожно ответила Вероника, слегка ссутулившись.

Тим поднял брови:

– Вы когда-нибудь видели его?

– Только на экране. А вы?

– Я вырос в лесу, – блеснул он стеклами.

– И какой он?

– Бесконечный.

На следующий день Вероника пришла после работы в студию и оставалась там допоздна – она, наконец, поняла, что делать с задним планом, который никак не давался ей раньше. Дописав картину, она поставила ее у стены, открыла бутылку вина, порезала солнечные помидоры и жирные шарики «моцареллы», села на пол напротив «Леса» и долго смотрела на него.

Две недели спустя Вероника пришла на встречу группы чуть раньше, заранее загрузила на смартфоне «Узнай себя» и стала ждать.

– Как самочувствие? – Тим отодвинул стул и вытянул под столом ноги. Вероника улыбнулась и покачала головой:

– Здесь моя задача – задавать вопросы.

Стекла очков потемнели, и Тим бросил:

– Хорошо.

Пятнадцать не отвеченных вопросов и еще один поддельный отчет спустя Вероника закрыла приложение, посмотрела на Тима и заглянула сквозь стекла прямо в глаза: