Юрий Шевчук - Люди из высокого замка

– Да-да, – как-то неопределенно махнул рукой Арский.

– Не знаю, интересно ли будет вам узнать, но порог устойчивости человечество перешло в конце девятнадцатого века. Первая мировая – начало массовых попыток природы снизить напряжение, испытываемое ею от избытка человеческих существ. Эту войну те из людей, которые слушали тайные приказы природы, стали готовить с середины девятнадцатого века – внедряли в общество идеи иерархии, неравенства народов внутри одной расы, идеи человека будущего, сверхчеловека… А закончилось все банальной уголовщиной Гаврилы Принципа, казаками и сенегальцами в Европе…

– «Над подушкой картину повесили, повесили лихого солдата, повесили, чтобы мальчику было весело, чтобы мальчик не плакал, когда вода из умывальника капает… Казак улыбается лихо, на казаке папаха, казак проткнул своей пикой другого, чужого солдата, и красная краска стекает на пол…» – прочел медленно Арский.

Он вдруг как-то быстро устал. В конце концов, ему уже много лет, подорванное в лагерях здоровье, а пить ночь напролет очень даже тяжело… Я заметил, что он почти ничего не ест. Нелли встала и куда-то удалилась.

– Тогда вместе с Реймсским собором был расстрелян целый мир – мир торжества закона и правопорядка белой расы на всей планете, мир доходных домов – в каждой квартире ванная и комната для прислуги, голландская печь с изразцами или камин, на лестнице – цветные витражи в окнах, в подъезде дворник топит печь и лежит ковровая дорожка, а в магазинах – шоколад в серебряной обертке, и метель, и запах Рождества, тепла, уюта, папиного трубочного табака, огромный карандаш из витрины… – я заполнял подобным бредом паузу, которая могла разрушить всю беседу.

Тут вернулась Нелли и произнесла:

– По-моему, вам пора освежиться…

– А? Да-да… Я сам хотел… – Арский тяжело поднялся из-за стола.

Подсвечивая себе фонариками, мы шли по заброшенным комнатам, время от времени вспугивая маленьких старух в черных накидках, с шуршанием убегавших в тень и шипящих оттуда что-то непонятное. Серебряные в лучах света нити как живые шевелились по углам – а может, они и были живые…

Арский увлеченно рассказывал Нелли что-то об альпинистах своей юности. Небось, еще с наркомом Крыленко в толстых ватных штанах и мотоциклетных очках на пик Сталина поднимался… «Вот это для мужчин – рюкзак и ледоруб…»

– И все-таки это было прекрасное время, – донесся до меня голос Арского.

– Великая эпоха, – эхом отозвался я.

– А теперь – в подвал, – ласково произнесла Нелли. – Он оформлен в стиле Эдгара По – маятник, правда, еще не подвесили…

– Нет!

Неужели это я крикнул?

– Не надо сейчас туда. Я слишком много выпил. Там крутые ступени. Боюсь, не выберусь… – быстро пояснил я, скорее для себя, чем для Нелли.

– Тогда – в сауну, – ровно произнесла она, пропуская Арского вперед.

Я шагнул за ним. Она резко обернулась и беззвучно подняла верхнюю губу, оскалив острые клыки мне в лицо.

…В сауне Арскому полегчало. Он начал напевать: «…затопи ты мне баньку по-белому…» и углубился в воспоминания о борьбе с КГБ. Я особо не вслушивался. Поэтому в голове у меня засело какое-то ассорти из худых сероглазых чекисток с прямыми белыми волосами и презрительно скривленными губами, «отказников» в круглых шапочках на темени, огромных машинописных альманахов самиздата, мрачных представителей «наружки», ночных обысков, безденежья, голода, взаимного недоверия и доносительства, лжи, иностранных корреспондентов с блестящими зубами и аппаратурой, пустых заполненных чаепитий на чьих-то кухнях или дачах… Тут же были и лесные костры у палатки, гитара, песни Галича, голос с акцентом из радиоприемника, пробивающийся сквозь глушилки, квартирные выставки картин где-то в Останкино, магнитофон системы «Яуза», а потом «мутный за тайгу ползет закат, строем на снегу пятьсот зэка, ветер мокрый хлестал мочалкою, то накатывал, то откатывал, и стоял вертухай с овчаркою…»

– Я недавно обнаружил превосходную коллекцию записей Галича – у одного физика-ядерщика в Сосновом Бору, – сказал я. – Странный вы все-таки народ, шестидесятники. Слушали Галича и делали бомбу для диктатуры пролетариата. Вы до омерзения были включены в это общество – нет, не вы лично, скорее даже наоборот, вы-то из него выпали. Но ведь все ваши друзья – хорошо, почти все – спокойно работали на режим, и не на последних ролях, то есть делали то, что простой «центровой» фарцовщик себе не позволял. Как-то странно, что вы, несмотря на всю образованность и культуру, имели иллюзий больше, чем тусующаяся у Гостиного шпана, которая клала себе прибор на социализм с Марксом и Сталиным вместе взятыми и верила только в башли с портретами президентов…

– Не понимаю, – досадливо поморщился Арский, – как вы можете жить с такой ненавистью в душе? Наверно, очень вредно для печени…

– Ненависть ко злу помогает жить, – ответила за меня Нелли.

– Нет у меня ни зла, ни печали, ни гордости, ни обиды, – сказал я. – А есть только северный ветер…

Сейчас стоит вопрос о том, каким образом произойдет депопуляция человечества, необходимая для приведения антропогенного воздействия на биосферу планеты к верхнему порогу предельной хозяйственной емкости. Обратите внимание – всего лишь «каким образом», не более того.

– И все-таки я верю в разум, – гордо сказал Арский. – Верю в человека. Верю в то, что он не просто вид высших позвоночных, но еще и социальное существо, которое способно преодолеть законы природы и найти выход из той, разумеется, катастрофической ситуации, в которой мы сейчас находимся.

Пафос его речи несколько портило то обстоятельство, что произносил он ее распаренный, в простыне, за чаем, пока совершенно голая Нелли массировала ему плечи.

…Едва добрались до бара, как погас свет. Девочка за стойкой зажгла свечи и разнесла их по столикам. Перестал работать видеомагнитофон, и под затянутым тканью потолком повисла тишина. Нелли села за фортепиано и заиграла какое-то попурри. Время от времени, казалось, хаотично звучащие ноты складывались то в окуджавские, то в визборовские мелодии, звучащие в Неллиной аранжировке как поп-шлягеры.

– «…С песней в пути легче идти, только разведка в пути не поет – ты уж прости», – пропел в унисон Неллиной игре Арский на удивление приятным баритоном. – Ваша партнерша талантлива. Это ранний Галич… Осмелюсь только напомнить вам, что до третьих петухов – полтора часа, а я так и не переменил своей точки зрения. Впрочем, вы тоже. Хотя меня это не касается. Да. Зло пришло в мир. Но пропоет петух – и вы исчезнете как ночной кошмар. И когда-нибудь, попомните мое слово, петух пропоет над всей Россией…

– Пока он пропоет, Россия от вас трижды отречься успеет, – сказал я. – Вы магнитофонных записей нового пророка не слушали? Очень интересно будущее описывает…