Андрей Но - Железо. Книга 1

В самых неблагоприятных участках, на крутых склонах или сильно продуваемых местах, встречались самые примитивные лачуги, а порой и вовсе одноместные шалаши, подходящие скорее для одомашненного зверя, чем для человека. Но каждый получал то, что заслуживает. Так утверждал Жигалан, и Ачуде хотелось в это верить.

Друзья приближались к Паучьей Погибели – просторной котловине, огороженной огненно-красной горной цепью, над которой со скоростью молнии обожали с визгом проноситься хищные птицы – подростки здесь тренировались и готовились отдать свою жизнь долгу Смотрящего в Ночь. Но до тех пор, пока они еще не провели ни одной ночи на границе, их называли Презирающими День.

Босоногие и тощие мальчишки уже выстроились напротив Струглура, Кующего Дух. Ачуда его не любил. Презирающих День поочередно тренировало два ветерана Смотрящих в Ночь: один был ответственным за развитие духа и дисциплины, а второй за физическую подготовку, владение копьем, охотничьим луком и криком – подобием ножа, вырезанным из кости ноги человека – для ближнего боя. Второго наставника звали Уретойши, Поднимающий Ветер – он был моложе, улыбчивее, с соревновательным духом, и было нетрудно догадаться, что Ачуда предпочтение отдавал именно его урокам, нежели нравоучениям Струглура.

Но, к немалому сожалению Ачуды, на тренировках времени больше уделяли, как ни странно, вовсе не боевой подготовке, а духовной. Струглур принуждал делать морально тяжелые вещи. Каждый мальчишка, который вступал в ряды Презирающих День, был обязан завести на свой выбор питомца и единолично ухаживать за ним, развивая в себе чувство ответственности, и не разлучаться с ним даже на тренировках. По этой причине на ристалище в Паучьей Погибели был установлен многокамерный вольер, из которого доносился несмолкаемый шум и возня.

А потом совершенно случайно, в любое время, вне зависимости от заслуг или провинностей, к юнцам мог подойти Струглур, и происходил примерно следующий диалог:

– Это крапивник? Они же юркие… Как его поймал?

– Я нашел яйца в расщелине, учитель.

– А остальные зажарил?

– Никак нет, учитель. Оставил в гнезде.

– Зря, – Струглур делал шаг к следующему. – А твой что? Захворал?

Мальчик, державший на руках луговую собачку, дрожал.

– Нет, учитель. Он просто уже стар, поэтому так выглядит.

– Досадно. Может, облегчить его страдания прямо сейчас? – Струглур клал ладонь на рукоятку крика за своим поясом.

– Он не страдает, учитель. Я его недостаточно выгуливал, и ему не хватало солнца. Но я исправлюсь.

– Обещаешь? – вкрадчиво уточнял Струглур.

– Клянусь, учитель, – выдыхал Презирающий День.

– Ну как знаешь…

Наставник шагал мимо подростка с игуаной на плече и останавливался напротив мешковатого юнца с серым лисенком, вьющимся у лодыжки.

– Редкий зверь. Как звать?

– Кусака, учитель.

– Что за имя такое? Он нападает на других?

– Нет, учитель. Я так его назвал, потому что он любит кусать меня за ногу. Но не больно, – картавил юнец, придерживая лисенка за шкирку, чтобы тот не вертелся.

– Как мило, – улыбался желтыми зубами Струглур. – Привязался к нему, поди?

Губы Презирающего День начинали трястись.

– Н-н-нет, учитель.

– Бесчувственный, значит? Как же на тебя смогут положиться наши братья на границе, если ты к ним будешь столь же равнодушен?

– Т-т-точнее, да, учитель, я привязался, – поправлялся испуганный ученик. Наставник сверлил его внимательным взглядом.

– Хорошо, раз так, – пожимал плечами Струглур. – Тогда убей его. Сейчас.

Другие, стоящие в ряд мальчишки, в этот момент отворачивались, боясь к себе привлечь внимание. Хозяина лисенка начинало колотить, а пальцы разжиматься с загривка. Вдруг тот додумается убежать. Вдруг удастся все списать на случайность…

– Не вздумай, – цедил сквозь желтые зубы Струглур, читая на лице мальчика все, о чем тот успел подумать. – Правила ты знаешь.

Мальчик заливался слезами, но не смел заплакать навзрыд. Он поднимал озорно дрыгающего лапками лисенка за шкирку, а второй рукой принимал предложенный учителем костяной крик.

– Левее надо вводить, не в сам киль, – молвил Струглур, пристально следя за казнью Кусаки. Тот визжал, пытаясь извернуться, но пальцы мальчика держали крепко. Кровь заливала пояс и леггины. Тельце, почти переставшее барахтаться, выпадало из рук. Наставник выуживал из оцепеневшей ладони крик и вытирал острие о штанину мальчика.

– Что ж, ты доказал, что твое желание быть Смотрящим в Ночь – не просто ветер. Но у тебя большое сердце, малыш, – Струглур наклонялся к его зареванному лицу. – Хватит, чтобы насытить двух, а то и трех Пожирающих Печень за ночь.

У Ачуды одно время была летучая мышь, но ее сбил кондор, когда та по своей глупости вырвалась из вольера и взмыла в ярко-синее небо. А у Ориганни был тарантул – тихий и застенчивый. Некоторые мальчики боялись, когда Ориганни брал его в ладони. Должно быть, поэтому Кующий Дух до сих пор не приказал его прихлопнуть – он всегда старался идти против любых ожиданий.

Но среди Презирающих День попадались и те, к кому Струглур вообще мог так и ни разу не подойти за все время обучения, и зверушка оставалась с хозяином до конца своих дней. Неизбежность предупреждала бы развитие чувств к своему питомцу, и тогда его потеря не несла бы никакого урока. А урок был в том, что…

– Предопределенность вредна, так как расслабляет, давая вам время на подготовку, – вещал Струглур, расхаживая вдоль рядов притихших мальчишек. – Но не ко всем событиям можно подготовиться, особенно к тем, что случаются на границе. Нельзя подготовиться к смерти. А если вы к ней готовитесь, значит, вы уже все равно что мертвы. А от мертвых нет толку, на них нельзя положиться. Они подведут…

Были и другие уроки. Когда на протяжении всей границы племени Кланяющихся Предкам был вырыт непреодолимый ров и выстроены постовые остроги, нападения каннибалов утихомирились, но все же единичные случаи время от времени происходили. Находили изуродованные тела Ждущих Закат, несколько реже – Смотрящих в Ночь. Но чаще всего это были трупы обычных соплеменников, которые в поисках лучшей жизни отчаивались покинуть Кровоточащий Каньон, но в силу своей наивности недооценивали реальную угрозу, настойчиво поджидающую их по ту сторону границы.

Тела находили среди ближайших деревьев, иногда у самого острога, через который можно было пересечь ров. Бывало и так, что тела со следами трапезы обнаруживали и в самом рве. Мертвых возвращали в племя и объявляли траур, но больше из назидательных соображений. Затем тело традиционно относили к Прощающим Холмам, где муравьи, младшие сыновья Отца, за пару ночей целиком освобождали кость от предательской плоти. Скелет отдавали резчику по кости, и он обретал вторую жизнь в форме орудия труда, охоты, предмета интерьера, мебели, несущей конструкции жилищ, элементов одежды, защитного ожерелья, посуды, курительной трубки и даже музыкального инструмента, в зависимости от выбора скорбящей семьи усопшего.