Евгения Дербоглав - Ребус

– Как тебе квартира? – осведомился Ралд, оглядывая жилище через его плечо. – О, у тебя есть гостевая и… тебе тоже принесли цветок? Почему бы не поставить в вазу? Мне вот тоже поставили в высокий стакан, но ведь он же не для цветов…

– Цветы? – воскликнул женский голос. – И у меня стоит! Очень приятно, не ожидала от эцесов такого гостеприимства, думала, они не рады видеть здесь столичных…

Дитр, отстранив Ралда, вышел в длинный коридор казарм. Коллеги общались, обсуждая квартиры, кто-то жаловался, что мало места, а Эстра Вица стояла с цветком в руке, нервно хмурясь. Коггел и Виалла болтали по-гралейски.

– Дуно рети стаблени рал роферо?

– Турро армас рофе, Виалла? – рассмеялся Коггел.

– Что вы сказали? – глухо проговорила Вица.

– Ты решила выучить гралейский? – спросил Ралд.

– Нет, кретин, я глашатай, и поэтому у меня обостренное чувство языка. Что вы сказали?

– Нам поставили астры в комнаты, – сказала Виалла. – Огромные голубые гралейские астры…

– Как вы назвали астры? – продолжила выспрашивать Эстра, и Дитр, еще не понимая умом, но всемирно почуяв, что что-то неладно, нахмурился, и где-то внутри нездешним ором билась тревога.

– Рофе – астра по-гралейски.

– Вообще-то это звезда, – принялся объяснять Коггел, – но также астра, потому что астра – это цветок-звезда…

– Гниль! – высказалась глашатай.

– Что? Что опять не так? – начал заводиться Найцес. – Тебе уже цветы не…

– Проблудь, гниль и погань! – вторил ей Дитр, круто разворачиваясь в сторону своего жилища.

Он выдернул цветок из графина и выскочил в коридор, тыча бутонами в нос Ралду.

– Нюхай, Найцес, нюхай!

Следователь окунул свой резко выточенный прямой нос в венок мягких острых лепестков.

– Парцес, это всего лишь цветы, и они даже не пахнут, а вот их стебли…

– Это очень дорогие цветы, – сказал Коггел, – у меня папа одно время работал на Ломгуса на плантации на берегу Эллерны-да-Обиа, их только там выращи…

– И ты нюхай! – рявкнул на него Дитр. – Вытаскивайте это дерьмо из графинов, стаканов или куда их вам там засунули – и нюхайте! И не носами! Вы полицейские или нет?!

Коллеги выходили в коридор с астрами в руках и пытались обнаружить, почему так встревожился Парцес. Виалла вдруг вскрикнула, выругавшись на своем языке.

– Это порченые, порочные цветы, – воспаленным, свистящим голосом произнесла она. – Они воняют тьмой!

– Гнилью, – буркнула Вица.

– Ну их к демонам! – рыкнул Локдор и отбросил от себя цветы, словно те были гнездом пустынных пауков.

Дитр принялся мерить шагами коридор, сжав руки в замок и прижав их к груди, словно готовился то ли напасть, то ли защищаться.

– Любишь свое имя, ублюдок, ты любишь свое имя… – приговаривал он, похрустывая костяшками пальцев. – Жалкий ты и пустой…

– О чем он? – нахмурился Ралд. – Дитр, ты душой поехал? У тебя преследование?

– Преследование?! – взревел Дитр, затормозив напротив коллеги. Он затряс цветами перед крепкой рожей Найцеса, всякий раз рискуя ткнуть ему веткой в глаз или в нос. – Как Ребуса зовут, а?! Как зовут нашего горелого выродка?

– Да успокойся ты! – воскликнул Ралд, отшатываясь от него. – Ты на себя не похож! Сначала тебе не понравилась мелодия, теперь цветы…

Дитр выскочил в центр коридора, размахивая руками. Пару раз хлопнув в ладоши, он заговорил:

– Кто считает, что у меня преследование? А кто унюхал? Не своим носом, а всемирным нюхом полицейского? Кто…

– Парцес, мы согласны, шеф, – кивнул Коггел. – Я беру свои слова обратно, у тебя не преследование. Астр понатыкал в графины Ребус. Или кто-то по его указке.

– Господин звезд, – прошипела Виалла. – Считает астру своим цветком? Гнилая мразь – голубую гралейскую астру? Да как он смеет?!

Все умолкли, многие смотрели на цветы с нескрываемым отвращением, даже Ралд скривился, когда до него дошло. Другие во все глаза глядели на Дитра. Он же обернулся к глашатаю.

– Даю вольную, – мрачно проговорила та. – Реагируй как хочешь.

– Отдайте мне цветы, все вы, – приказал Дитр, и коллеги стали подходить к нему, протягивая ветки с чистыми, но всемирно оскверненными злым прикосновением цветами.

Он собрал астры в охапку и вышел из здания казарм прямо на Линию Стали. Там было много праздных силовиков, но манекена за роялем уже не было слышно. Стемнело, и разноцветные фонари украсили ночную улицу своей причудливой геометрией. Локдор принес горючей жидкости, Дитр поблагодарил его и вылил все на сваленные в кучу астры, которые вынес на тротуар. Он выпрямился и огляделся. Военные, полицейские и силовые чиновники были заняты собой и своим послерабочим отдыхом. Кто-то пел, кто-то ругался, кто-то ворковал с уличными девками, которых далеко не всегда прогоняли с Линии Стали, и никто не знал, что прямо сейчас за ними следят непонятно откуда два темных глаза, наполненных всемирным злом.

Дитр вытащил коробок спичек и зажег одну. Он постоял молча, чувствуя, как позади тревожно дышат его коллеги. Бросив спичку на астры, он отошел. По Линии Стали пополз аромат горящих растений.

– Ничего не скажешь? – на всякий случай уточнила глашатай.

Дитр молча покачал головой. Он стоял и смотрел на пламя, а едкий дым на нездешнем уровне прокрадывался в его ноздри чужим и очень недобрым любопытством. Решив, что с него хватит, Дитр развернулся и пошел обратно в здание. Коллеги пошли за ним.

– Мне теперь спать страшно, – пробормотал Коггел.

– Это террорист, он и хочет, чтобы тебе было страшно, – высоким от напряжения голосом отвечала связистка, – но бояться нельзя.

– Страх, – громко и сухо проговорил старший помощник шеф-следователя, – это нормальная реакция души на всемирное зло. Я не буду болтать о том, что вы все знали, на что шли, и так далее. Вы в полном праве бояться. Но я прошу вас сохранять трезвый и холодный рассудок. Он явится завтра, он к нам придет. Не бойтесь засыпать, просыпаться куда страшнее.

Они разошлись по комнатам, и Дитр, открыв сундук, понял, что не может начать разбирать вещи. Плюнув на все, он вышел в коридор и направился к двери в квартиру Виаллы Эрлисы.

– Тихо, тихо, – говорила она куда-то в сторону, открывая дверь, – ты же умный кот, вот и веди себя как настоящий охранник. Что ты хотел, шеф? Заходи.

Дитр вошел, и кот принялся обнюхивать его штанину, навострив серые вибриссы. Виалла закрыла дверь.

– Гралейцы очень много уделяют внимания именам, да? – сказал он.

– Только дворяне, душевнобольные вроде Ребуса и снобы вроде моей мамы, – ответила она.

– А твое имя переводится как…

– Серебряная, да, – сказала кодировщица, улыбаясь. – Мама вообще хотела назвать на знатный манер, но отец спас. А твое означает шторм, верно?