Марк Шафранов - Пустое путствие

Становилось душно. Тени на дюнах чётко выделялись в дрожащем, будто расплавленном пейзаже пустыни. Ветра не было совсем. Казалось, воздух куда-то пропал, выгорел, исчез за те часы, пока небесное светило душило эту пустыню. Было тихо. Лишь время от времени то там, то здесь шелестели пески. Возможно, это сердце планеты мерно билось, разгоняя кипящую магму по каменным жилам, и эти струйки песка осыпались от толчков пульсирующих капилляров, несущих под землёй расплавленный металл. А может, это просто воздух, всё же существовавший в пустом пространстве, ненавязчиво напоминал о себе лёгким бризом, вызывая масштабные и в то же время микроскопические камнепады своими могучими мягкими дуновениями.

Когда человеку нечем дышать, теоретически он может задуматься, стоит ли покориться. Но наш герой не мог выбрать, бороться ему или нет, по причине того, что ещё не проснулся. Ему ничего не снилось: он спал мёртвым сном, так как очень устал после побега. Поэтому инстинктам самосохранения пришлось проделать всё самостоятельно, без всякого разрешения на то их хозяина, как, впрочем, обычно и бывает. Спящий широко открыл рот и стал жадно глотать раскаленный воздух пустыни, а тот в ответ на это придавил его лёгкие своей жаркой смертоносной тяжестью. Спящий тут же проснулся и стал проснутым: проснувшимся его было назвать нельзя.

Проснутый поспешно выплюнул из себя горячую жижу воздуха и приоткрыл глаза. Глаза тут же защипало от яркого света; острые лучи словно кололи их, продираясь через слой налипшего песка. Зажмурившись, проснутый свыкся с неприятным ощущением и вновь открыл глаза, но на этот раз осторожнее.

Он лежал рядом с камнем, где и лёг вчера. Видимо, в надежде на то, что утром тень валуна бережно скроет его от лучей светила. Он не прогадал, но сейчас солнце стояло уже высоко, и камень не мог сдержать его изнуряющий жар. «Странно, я не знал, где будет солнце, а солнце знало, где буду я?» – подумал проснутый и тут же удивился: «Я умею мыслить?» Как он мог понять, что есть мыслить, до того, как в первый раз о чём-то подумал? Видимо, такое у свободы неотъемлемое свойство – создавать мысли, ведь что ты есть на свободе без мыслей? Песок.

Проснутый нащупал лежащую рядом шляпу и сонно приподнялся на локте, чтобы оглядеться вокруг. Рядом не было ни хижин, ни бараков, ни ангаров, ни полей со скотом всех видов и рас, ни мелких господ, ни огромных заборов. Были только барханы, которые всю жизнь бродят и меняются, как жидкость, и ничего с них не возьмёшь. Где все? Где всё?

Тем времени его руки сами нащупали на шляпе лоскут и попробовали его отодрать. Тут проснутый стал проснувшимся: руки больше не обгоняли его, это он обгонял руки. Руки замерли в нерешительности, предоставляя проснувшемуся возможность оценить их действия. Оказалось, что они пытались оторвать небольшой клочок ткани с номером шляпы и незатейливой припиской «исполнитель ГЗ-1883 прилагается». К сожалению, проснувшийся не умел читать. Тут он понял, что руки опередили его, знали больше, чем он. Он это не вполне одобрял. Либо это были неправильные руки, либо испорченные, либо не руки вовсе.

Из-за дюны вынырнул порыв ветра. Он понёсся, вздымая песок, по горячей земле. Проснувшегося немного удивило то, что ветер нёсся прямо на него. Вместо того, чтобы сойти с его пути, он встал и твёрдо упёрся ногами в рассыпающийся песок, с тревожным безразличием глядя перед собой. Ветер летел так быстро, будто его кто-то запустил из пращи. Когда он настиг проснувшегося, то сразу повалил его наземь и понёсся дальше, оставив его лежать в облаке микрокамней. Глаза его были полны песка, но у него, как всегда, не возникло желания вычищать его. Вообще говоря, из-за этого он видел довольно плохо. Думать он до этих пор не умел, а механизм очищения глаза его предки утратили давным-давно; да и жить так было ненамного сложнее. Плакать он тоже не умел, а ведь плач – это отличный способ очистки глаза.

Рефлекс кашля у нашего героя сохранился, и он закашлялся. Тут герой снова подумал и осознал, что благодаря этому кашлю он вспомнил, как дышать. До того момента, когда он случайно вдохнул горячий воздух, он ещё ни разу этого не делал.

Тут он скорее почувствовал, чем услышал какой-то смутный звук. Так как глаза его были забиты песком, поначалу он не понял, что происходит. Он привык слышать только простые звуки – удары молотка, свист хлыста, ленивые окрики хозяев. Другие звуки были для него экзотикой. Говорить он тоже не умел, да и зачем? Исполнители всегда жили в молчании.

И он проигнорировал звук.

Это было в высшей степени странно – игнорировать звук. Тем самым он принимал решение, поступал наперекор своим инстинктам. Скорее всего, он делал и то, и другое первый раз в сознательной части своей жизни. И он делал это настолько хорошо, что вскоре он уже думал, будто звук ему всего лишь послышался. Конечно, его мозг ещё не вспомнил, как генерировать столько мыслей сразу. Последний раз он работал в таком режиме не одно и не два поколения назад…

Обычно игнорирование предстоящих событий не помогает с ними справиться. Игнорирование не в силах сломить ни волю других людей, ни бюрократическую машину. Это вещь чисто символичная. Сейчас оно тоже не помогло, и все свершилось, как и должно было: в пыльном облаке, щурясь и прикрывая глаза руками, возник человек, обеспечив тем самым остальное течение путствия.

Стороннему наблюдателю могло показаться, что в облаке пыли теперь было два человека, но этот самый наблюдатель не знал, что один из них был исполнителем – тогда он бы, возможно, взял свои слова назад. Вот облако пыли уже улеглось, и можно увидеть, как человек помогает исполнителю встать. Эту трогательную сцену отлично видно на километры вокруг, но её, как обычно, некому запечатлеть.

Человек выглядел самым обычным человеком. Черные сосульки почти каменных от пота волос сосульками сползали на лоб, как засыхающие чернила. Нос тянул туда-сюда сухой воздух. Рот был приоткрыт от усталости. Проснувшийся, сильно испугавшись появлению неизвестного человека, застыл, с первобытным ужасом вперившись в него взглядом.

Уставшие глаза незнакомца с неохотой избрали своей целью грязное тело исполнителя. Зрелище было так себе. Различив некое грубое подобие эмоции, он быстро проговорил:

– Не бойся ме…

Сухие губы снова разомкнулись в молчании, когда человек увидел, как вздрогнул от его слов проснувшийся. Сквозь забитые песком глаза тот плохо видел лицо говорящего, поэтому ему стало очень страшно, когда тот внезапно стал говорить. Человек нагнулся, не сгибая ног, взял шляпу проснувшегося, пробежал глазами по надписи, лениво отбросил головной убор, выпрямился и продолжил: