Александр Розов - Голод богов (1)

— А если мы обкурились какой-нибудь травы, вроде ранша, и забыли на фиг? Что тогда?

— Ты меня запутал, — заявила она.

— Так что получилось? — спросил он.

— Ну, получился андроид, но он по ошибке будет считаться человеком.

— Верно! Вот считается он себе человеком, и вдруг, через сколько-то лет вдруг появляется у него на теле особая метка. Типа кружочка с эмблемой. Например, на локте — как в «деле подкидышей». Это мы, оказывается, в синтетический геном воткнули специальный фрагмент кода — чтобы пометить свою продукцию. И тогда…

— … Всем становится ясно, что это — андроид, — сказала Вики-Мэй, — как в «деле подкидышей». Зиготы андроидов, созданные Странниками более 50 тысяч лет назад, а найденные и активированные землянами, вообще говоря, случайно. Не людей. Даже не кроманьонцев. Андроидов.

— Почти правильный ответ, — Румата усмехнулся, — всем, да не всем. Для их друзей и прочих близких, они как были людьми, так и остались. А вот в глазах посторонних эти существа мгновенно лишаются всех человеческих прав. Их можно интернировать, подвергнуть принудительным исследованиям и даже пристрелить. Как Рудольф Сикорски пристрелил Льва Абалкина. Пристрелил и продолжал себе дальше возглавлять департамент ЧП. Потому что, хотя никто этого вслух и не сказал, но все громко подумали: «убит не человек, а лишь существо, похожее на человека».

— Автомат Странников, — грустно добавила девушка, — вот мы и добрались до…

— … До охрененной глупости, — перебил Румата, — до выдумывания всяких фантастических разрушительных программ, которые вложены в автоматы Странников. На самом деле Странники тут вообще не при чем. И идентификационные карточки «подкидышей», которые сразу обозвали не как-нибудь, а «детонаторами» — тоже тут не при чем. «Синдром Сикорски» — это просто современное переиздание синдрома голема. Сикорского заставили породить догмат о непознаваемости зла, исходящего от «подкидышей». Суть догмата: у этих андроидов обязано быть какое-то вредоносное свойство. Если мы никак не можем его обнаружить — значит, оно просто выше нашего понимания. Потому что, если никакого вредоносного свойства у андроидов нет, становится слишком очевидным, что они люди. А поскольку они в то же время и машины, то становится очевидным, что люди — это частный случай машин. Биологических, самообучающихся, интеллектуальных и все такое прочее — но, все-таки машин. А большинству людей очень обидно, что они — машины, как двести лет назад было очень обидно, что они произошли от обезьян. Им хочется считать себя чем-то принципиально иным. Царями природы, пупами вселенной, образами творца, квинтэссенцией мирового разума, мерилом всего. Им, как и двести лет назад, хочется выделываться, а выделываться проще всего с помощью мифа о собственной исключительности. Поэтому андроидам запрещено появляться на Земле и вообще в цивилизованной части Вселенной. Поэтому запрещено создавать андроидов, способных к биологическому размножению. Поэтому в «деле подкидышей» все охранители и ликвидаторы ЧП позаботились, чтобы у «подкидышей» не народилось потомство. У меня вообще есть подозрение, что всех «подкидышей» тихо и незаметно стерилизовали. Так, на всякий случай. Потому, что появление полноценного гибрида человека и андроида не может быть объяснено в рамках мифа о человеческой исключительности. Значит, оно приведет к гибели мифа — потому, что миф жив, лишь пока он объясняет все.

— А может, с этой целью Странники и создали хранилище «подкидышей» — предположила Вики-Мэй, — чтобы через 50 тысяч лет погубить этот, как ты выражаешься, миф.

— Не надо приписывать Странникам всеведения, — буркнул Румата, — они им не обладают и этому есть доказательства. И тем более не надо думать, что для Странников свет клином сошелся на землянах. С чего бы вдруг? Скорее, мы для них просто один из видов высокоорганизованной фауны. Не более. А зиготы «подкидышей» — просто банк генов редких животных. 13 штук обоего пола, чтобы в случае чего без труда восстановить вымерший вид. Понятное, очевидное объяснение, без дурацкой мистики средневекового образца. Земляне, как мы знаем, не вымерли. Но и не поумнели — поэтому, перепугались, запутались в своих суевериях и, в конце концов, испортили хорошую вещь, вместо того, чтобы извлечь из нее очевидную пользу.

— Один из видов высокоорганизованной фауны, — задумчиво повторила девушка, — биохимия с биофизикой и машина Тьюринга. Пусть даже и недетерминированная. Какая все это проза, если разобраться.

— Почему непременно проза? — удивился Румата, — разве музыка перестает быть музыкой оттого, что она просто комбинацию продольных волн в газе? А радуга перестает быть радугой оттого, что она лишь световой эффект в разреженной водяной взвеси? Или, например, оргазм… нет, про оргазм не буду, а то ты опять дашь мне по физиономии.

— Я была не права, — сказала Вики-Мэй, — Ну, хочешь, я извинюсь еще раз. Или надо исполнить танец живота, чтобы тебя утешить?

— Все равно я, на всякий случай, не буду про оргазм… Слушай, а ты правда умеешь?

— Что умею?

— Танец живота, — пояснил он.

Девушка звонко расхохоталась.

— Какой же ты все-таки, бесчувственный бегемот. Разве любимый мужчина перестает быть любимым мужчиной оттого, что является толстокожим, бесчувственным бегемотом?

— Почему бесчувственным? — возмутился Румата, — очень даже чувственным, я бы даже сказал, сексуальным…

— … Бегемотом, — непреклонно заявила Вики-Мэй, — знаешь, как хорошо, что ты именно такой… представитель высокоорганизованной фауны.

… Кто-то тронул Елену за плечо. Она обернулась. Рядом высился огромный, как башня, кареглазый, загорелый до коричневатого оттенка тип, одетый в шорты и футболку, разукрашенные по последней моде во все цвета радуги.

— Девушка, вы с незнакомыми мужчинами на улице заговариваете?

— Еще как. Можно сказать, специально ради этого по улицам и хожу. Но к вам это не относится. Вы — не незнакомый мужчина, вы — Каммерер. Максим Каммерер, директор департамента ЧП КОМКОНА-2.

— Ну вот, — уныло констатировал он, — проклятие всенародной известности. Выхожу я из дома в поисках романтических приключений, и что? Фиаско! Мгновенное и разрушительное, как бросок тахорга на ничего не подозревающую жертву….

— Не надо заговаривать мне зубы, Максим.

— … Мне никто не верит, — так же уныло продолжал он, — меня считают брутальным, бесчувственным монстром. Пресекателем инициатив, разрушителем собраний, истребителем высоких научных наслаждений. Никто не предполагает, сколь нежное сердце бьется в этой груди.

С этими словами Максим ударил себя кулаком в грудь, произведя гул, сделавший бы честь матерому самцу горной гориллы.